Александр Торин - Дурная компания

Я отвлекся от воспоминаний. Пока что я находился в Шереметьево и грузчики бросали чемоданы на транспортер. Быть может, кто-нибудь из них несколько лет назад украдкой в пьяном угаре потрошил наши жалкие пожитки, в то время как мы ездили на склады бесплатной поношенной одежды.

Мой старый чемодан, сделанный в Румынии во времена уже расстрелянного Чаушеску, развалился где-то в штате Айова, и мне пришлось купить вместо него солидный зеленый американский кейз на колесиках. На этот раз вместилище моих вещей, покрытое кучей импортных наклеек, достойно уплыло куда-то вниз по транспортеру, и я облегченно вздохнул.

Погода окончательно испортилась. По взлетному полю мела поземка. Казалось, вся земля была покрыта маленькими вихрями, поднимающими снежинки в воздух, кружащими их и снова бросающими на ледяной асфальт. Возбужденные туристы делились последними впечатлениями, обменивались какими-то открытками и проспектами. Самолет медленно откатил от здания, вот уже оно почти скрылось в белой мгле.

Заработали турбины, и мы медленно покатились по заснеженной равнине все дальше и дальше от копошащихся, как муравьи, людей в серо-зеленых форменных фуражках и погонах. Неожиданно в ровный гул турбин ворвалась диссонирующая нотка. Вверх-вниз, вверх-вниз, что-то слегка заскрежетало и толкнуло тело машины, как от порыва ветра. Я с ужасом увидел, что мы остановились. Стюардессы взволнованно забегали, объясняя что-то пассажирам. Турбины еще немного пожужжали и остановились. Стало слышно, как снаружи завывает ветер.

Тем временем командир объявил, что одна из турбин не выдержала русских морозов и ее придется заменять. Пока что ведутся переговоры с контрольной службой Шереметьева о том, что делать с застрявшим на взлетном поле самолетом.

Неожиданно я вспомнил фотографию, увиденную еще в детстве в каком-то журнале. На фотографии были показаны обломки американского самолета. Подпись под картинкой гласила: «Хваленая американская техника часто подводит». Кем и когда хваленая, так и осталось навсегда невыясненным. По крайней мере в нашем случае все закончилось далеко не так трагично, как на этой фотографии из детства. Я уже чувствовал, что ожидавшая меня пересадка в Амстердаме откладывается на неопределенное время и, скучая, посмотрел в иллюминатор.

По бескрайнему снежному полю, устеленному перекатывающимися маленькими вихрями поземки, семенил мужик в валенках, ватнике и ушанке. Увидев застывший самолет, он на мгновение замер от изумления, потом почему-то снял шапку, стукнул себя по голове и от удивления развел руками, что-то при этом сказав. Я с холодной уверенностью понял, какие именно слова были им произнесены в этот момент и, оглянувшись вокруг, понял также, что я был единственным пассажиром в самолете, который был в состоянии произвести это нехитрое умозаключение. Наверное, так же реагировал бы крепостной Петровской поры, увидев на поле у барина огромную алюминиевую махину с распахнутыми крыльями. Мужик нахлобучил шапку на голову и вприпрыжку, таща за собой правую ногу, запрыгал куда-то и вскоре скрылся в бушевавшей белой мгле.

Через несколько минут из пурги вынырнула легковая машина, казалось, только что побывавшая на Курской дуге. Весь ее корпус был черен от гари и испещрен рваными дырами, напоминавшими следы от реактивных снарядов. Ветровое стекло и одна из дверей отсутствовали вовсе, вторая дверь была наполовину прикручена к корпусу толстой проволокой и болталась при езде. Машина подкатила к самолету, из нее вылез мужик в валенках, нашедший наш самолет, и мрачного вида сутулый мужчина в куртке, кирзовых сапогах и меховой ушанке. Первооткрыватель железной птицы начал оживленно жестикулировать руками, подпрыгивать и показывать свою находку обладателю кирзовых сапог, похлопывая себя руками по груди и по голове. Его ужимки явно не возымели действия, так как водитель подбитой автомашины почесал затылок и неопределенно махнул рукой, сделав резкое движение куда-то в сторону. Он сел в подбитый автомобиль и уехал, почему-то оставив мужика в валенках на месте. Брошенный первооткрыватель явно ругался, он пару раз постучал по голове, оживленно жестикулируя, затем зачерпнул снег и со злостью бросил его в сторону отъезжавшей машины, сплюнул, повернулся и пошел куда-то в сторону, разводя руками и постепенно скрываясь в снежной мгле.

Я вспомнил о своей предстоящей в Амстердаме пересадке, и отчаяние, совершенно иррациональное, охватило меня. Мне казалось, что нас завалит снегом в этом заснеженном поле, и мы просто потеряемся в неумолимо наступающем жутком колышащемся белом безмолвии среди деревьев с голыми ветками, обгоревших машин и мужичков в валенках. По весне, когда солнце растопит сугробы, проржавевшее тело Боинга откатят в сторону и бросят догнивать на свалке.