Шервуд Андерсон - Дверь ловушки

Хью имел твердое намерение во что бы то ни стало привести в порядок свою жизнь. «Ну и хорошо!» — мысленно произносил он, словно обращаясь к третьему лицу. Он был вполне уверен, что в комнате есть третье лицо и что оно находится в кем самом, внутри его тела. Он обращался к этому третьему лицу.

«Да, вот сидит она, эта женщина, на которой я женат. У нее такой вид, словно она чего-то достигла в жизни», — думал он, будто говоря вслух. Иногда ему даже казалось, что он сказал это громко, и он быстро и пристально взглядывал на жену. Она продолжала читать, поглощенная книгой. «Может быть, в этом все дело, — думал он. — У нее дети. Они для нее свершившиеся факты. Они вышли из ее тела, а не из моего. Ее тело выполнило какую-то задачу. Теперь оно отдыхает. Если она и становится немного похожей на мешок, это так и должно быть».

Он вставал и под каким-либо пустячным предлогом выходил из комнаты, потом из дому. В юности и в ранние годы возмужалости долгие прогулки в поле, повторявшиеся, подобно возврату какой-то перемежающейся болезни, помогали ему. Но ходьба по полям ничего не разрешала. Она только утомляла его тело, а когда тело уставало, он мог спать. После нескольких дней прогулок и сна в нем происходила какая-то перемена. Реальность жизни удивительным образом восстанавливалась в его сознании. Случался какой-нибудь пустяк. Человек, шедший впереди него по дороге, бросил камень в собаку, с лаем выбежавшую из ворот фермы. Быть может, в это время был вечер, и Хью гулял по холмистой местности. Вдруг он оказался на верхушке холма. Перед ним дорога опускалась куда-то во мрак. На западе, по ту сторону поля, виднелась ферма. Солнце уже зашло, но слабые отблески еще освещали на западе горизонт. Из дома фермы вышла женщина и направилась к сараю. Он не мог ясно видеть ее фигуру, но в руке она что-то несла, несомненно это было ведро: она шла доить корову.

Человек, шедший по дороге и бросивший камень в собаку, обернулся и увидел позади себя Хью. Ему стало немного стыдно, что он испугался собаки. Он приостановился и как будто хотел заговорить с Хью, но вдруг его охватило смущение, и он быстро пошел вперед. Это был человек средних лет, но совершенно внезапно и неожиданно он показался Хью мальчиком.

Смутно видневшаяся женщина, что шла к сараю, тоже остановилась и посмотрела в сторону Хью. Вряд ли она могла разглядеть его. Она была в белом и все-таки казалась ему лишь каким-то смутным пятном на темно-зеленом фоне садовых деревьев. Но она все еще стояла и смотрела, казалось, прямо ему в глаза. У него было страшное чувство, будто какая-то невидимая рука подняла ее и поставила перед ним. Ему представлялось, что он знает всю ее жизнь и всю жизнь человека, бросившего камнем в собаку.

В более молодые годы, когда жизнь ускользала из-под его власти, Хью бродил и бродил, пока не случалось несколько таких вот происшествий, и тогда вдруг он опять приходил в себя, опять мог работать и жить среди людей.

В те годы, когда он уже был женат, после вечера, проведенного, как было описано, он выходил из дому и сразу пускался быстрым шагом. Как можно быстрее выбирался он за пределы города и шел по дороге, тянувшейся среди пологих холмов прерии.

«Нет, я уже не могу гулять целыми днями, как делал это раньше, думал, он. — Есть определенные факты жизни, и я должен смотреть им в лицо. Уинифред, моя жена, — факт, и дети мои — тоже факты. Я должен осязать факты. Я должен жить ими и с ними. Так обычно течет жизнь».

Хью выходил из города и направлялся по дороге, проложенной между маисовыми полями. Он был человек атлетического сложения и одет в свободный, хорошо сидевший на нем костюм. Удрученный и растерянный, брел он по дороге. С одной стороны, он сознавал себя способным стать настоящим человеком и занять свое место в жизни, а с другой стороны, он вовсе не сознавал себя таким.

Прерия широко расстилалась перед ним во всех направлениях. Хью всегда гулял ночью, и трудно было что-либо видеть, но чувства пространства он никогда не терял. «Все идет вперед и вперед, а я стою на месте!» — думал он. Последние шесть лет он был преподавателем в провинциальном колледже. Молодежь — юноши и девушки — приходила в предназначенную для этого комнату, и он их учил. Это ничего не давало. Шла игра словами и цифрами. Прилагались усилия, чтобы пробудить умы.

К чему?

Это был старый вопрос, к которому он всегда возвращался и который нуждался в ответе, как животное нуждается в пище. Хью отказался от попыток ответить на него. Он быстро шагал, стараясь устать физически. Он заставлял свой ум сосредоточиваться на каких-нибудь мелочах, чтобы забыть о расстоянии. Как-то раз он свернул с дороги и обошел вокруг целого маисового поля. Он прикинул число стеблей в каждом ряду маиса и подсчитал число стеблей на всем поле. «Это поле даст тысячу двести бушелей маиса», мысленно сказал он себе, словно это имело для него какое-нибудь значение. Выдернув из початка пучок шелковистых волоков, он начал играть ими. Он попытался представить себе, что это его усы. «А я был бы малый хоть куда с такими желтыми усами!» — подумал он.