Шервуд Андерсон: Шедевр блекфута

Я вышел из здания аукциона на Пятой авеню. Падал снег. Только что я видел, как за двадцать тысяч долларов было продано полотно Блекфута. Рэмзи, знаток картин и коммерсант, подошел к моему приятелю Трайкапу, который стоял возле меня, вертя в руках тросточку, и обратился к нему с краткой речью. Трайкап, как некогда Блекфут, был подающим надежды художником. Блекфут, надо вам сказать, сошел с ума, и его запрятали в какую-то больницу вдали от Нью-Йорка. Рэмзи тронул Трайкапа за плечо и заговорил доброжелательным тоном. Я не мог этого вынести. Мне стало тошно от его слов.

— Расправьте плечи, дружок, — сказал Рэмзи. — Дышите глубже и расправьте плечи.

Я отправился из Пятьдесят восьмую улицу и пригласил одну знакомую пообедать со мной. Это была впечатлительная девушка аристократической внешности, приехавшая откуда-то с Запада, и мне хотелось причинять ей боль. Я представлял себе, как я расскажу ей историю Блекфута и как исказится ее выразительное лицо. В моем желании причинить боль такой милой девочке была некоторая извращенность, как есть извращенность и в том, что я хочу увидеть историю Блекфута напечатанной. Я хотел бы причинить боль многим людям.

В тот вечер, когда была продана картина, мы с моей знакомой вошли в ресторан. Его владелец приблизился, чтобы взять у меня пальто. Седой человек со слащавым лицом, похожий на Рэмзи.

Он положил руку мне на плечо.

— Вы начинаете горбиться, мой друг, — мягко зажурчала его речь. Выпрямьтесь! Надо приучить себя дышать глубоко и держаться прямо.

Я не ударил этого человека, может быть оттого, что у меня сильно задрожала рука. Я только вырвал у него пальто и выбежал на улицу. Девушка выбежала за мной.

— Убирайтесь к черту! — крикнул я владельцу ресторана. Мне хотелось крикнуть это всем тем дрянным людишкам, которые свели с ума великого Блекфута, выкрикнуть перед ними то, что я сейчас расскажу вам.

Как я и предвидел, рассказ огорчил мою приятельницу. Надеюсь, он огорчит и вас.

Двадцать лет назад Блекфут был бедным художником и жил в Нью-Йорке. В этом нет ничего особенного, но он, видите ли, был настоящим художником, а в этом уже есть нечто особенное. Он был женат на дочери содержателя прачечной и жил в том клубке улиц нижнего Мэнхеттена, который известен под названием Гринич-вилледжа.

Я не стану говорить о том, как бедствовал Блекфут. Это было ужасно, но дело не в этом. Комфорт и обеспеченное положение иногда не менее ужасны. Как бы то ни было, он жил в крошечной дешевой, темной квартирке; под ногами у него копошились ребятишки, число которых все увеличивалось, беспорядок и грязь окружали художника.

Блекфут был худой, бледный человек лет тридцати, очень сутулый. Несомненно, ему следовало бы расправить плечи и дышать глубже. Это хорошее правило для всякого, кто женится на дочери содержателя прачечной, на девушке, созданной для того, чтобы рожать детей, и живет с ней в Гринич-вилледже, на окраине Нью-Йорка.

Однажды Блекфут написал картину. В мрачное февральское утро он принялся за работу, и случилось что-то удивительное. Из хаоса родилась гармония. Его кисть прямо-таки пела, скользя по холсту. Он работал весь день и половину следующего, и душа его радовалась.

Он забыл об окружавшей его неприглядной обстановке и весь отдался работе. В этой картине было все — цельность, простота, движение и то загадочно неуловимое, что отличает подлинные произведения искусства, чистая лирическая красота.

Неудивительно, что, когда работа была закончена, Блекфут проникся уважением к себе. Он надел свое потрепанное пальто, разыскал трость, которой не брал с собой уже лет пять, и отправился к Рэмзи. Он знал, что Рэмзи сумеет оценить его картину, и к тому же у Рэмзи были деньги. Такое сочетание трудно найти, Блекфуту не к кому было обратиться, кроме Рэмзи.

По дороге Блекфут принял решение. Ему пришла в голову самая нелепая мысль: он назначил цену за только что написанную картину.

«Ей-богу, я возьму за все тысячу двести долларов!» — сказал он себе.

На улице Блекфут встретил Фреда Морриса. В Нью-Йорке все знают Фреда. Он сланный малый, а искусство для него — средство заработать деньги, и он пишет картины, которые охотно покупают. Он искренне заинтересовался картиной Блекфута и поздравил его.

— Это хорошо, старина, — проговорил он, когда взволнованный художник рассказал ему, как все было; потом коснулся тросточкой плеча Блекфута. Надо держаться прямее, — сказал он. — Вы начинаете сутулиться. Я каждый день гуляю и слежу за тем, чтобы не горбиться. Это идет мне на пользу. Вам следовало бы делать то же самое.