Это был его день. Я почувствовал это, как только его увидел. Я совсем забыл, что меня самого могут увидеть, и прямо подошел к нему. Все бейкерсвильцы были там, но, кроме Джерри Тилфорда, никто меня не заметил. Он увидел меня, и мы обменялись взглядами, которые много значили. Сейчас я расскажу.
Я стоял и смотрел на Санстрика, и у меня душа заныла. Мне было ясно я сам не знаю, как и почему, — чтО с ним творится. С виду он был спокоен и не мешал неграм растирать ему ноги, а мистеру Ван Ридлу самому надеть на него седло, но внутри он кипел как бурный поток. Он был весь как вода Ниагарского водопада, прежде чём ей ринуться вниз. Этот конь не думал о скачке. Ему это было ни к чему. Он только старался сдержать себя до того мгновения, когда наступит пора скакать. Я это знал. Каким-то образом я видел, что происходит с ним. Он собирался скакать с чудовищным напряжением, и я это тоже знал. Санстрик не рисовался, не гарцевал, не суетился, он просто ждал. Это понимал я и понимал его тренер Джерри Тилфорд. Я поднял голову, и глаза мои встретились с глазами этого человека. И вот тогда я пережил то, о чем хотел рассказать.
Должно быть, я любил этого человека в ту минуту так же сильно, как Санстрика, — ведь он понимал то, что понимал я. Мне казалось, что на всем, свете нет никого, кроме тренера, лошади и меня. Я заплакал, и что-то блеснуло в глазах Джерри. Затем я пошел к ограде ожидать старта. Конь был крепче меня, спокойнее и, как я теперь знаю, крепче Джерри. Он был самым спокойным из нас, а ведь скакать предстояло ему.
Санстрик, разумеется, пришел первым и побил мировой рекорд в скачках на дистанцию в одну милю. И мне довелось увидеть это своими глазами! Все вышло именно так, как я ожидал. Мидлстрайд отстал у старта, шел все время позади и финишировал вторым. Я так и знал. Он тоже когда-нибудь побьет мировой рекорд. Не переведутся в бейкерсвильских местах такие лошади!
Я следил за состязанием спокойно. Мне было все известно наперед! На этот счет у меня не было никаких сомнений. Генри Тарнер, и Генри Райбек, и Том Тамбертон — все волновались гораздо больше.
Со мной происходило что-то странное. Я думал о тренере Джерри Тилфорде, о том, какое счастье он должен был испытать во время этого заезда. В тот день я любил его больше, чем родного отца. Занятый мыслями о нем, я почти забыл о лошадях. И все из-за того, что я увидел в его глазах, когда он стоял возле Санстрика на лужке перед началом скачек. Я знал, что Джерри растил и воспитывал Санстрика с того времена, когда тот еще был крошечным жеребенком, что он научил его, как надо бежать, научил быть терпеливым, научил пускаться вовсю в нужный момент и никогда не отставать. Он должен был чувствовать то же, что чувствует мать, когда видит, что ее дитя совершает смелый или прекрасный поступок. Впервые в жизни испытывал я нечто подобное.
В тот вечер после скачек я ушел от Тома, Хенли и Генри. Мне хотелось побыть одному, а также хотелось, если удастся, побыть возле Джерри Тилфорда. И вот что случилось.
В Саратоге ипподром расположен почти на краю города. Он весь блестит, точно отполированный, а вокруг него деревья из породы вечнозеленых и трава. Вес сооружения покрашены и выглядят очень нарядно. Миновав ипподром, вы попадете на твердое асфальтовое шоссе для автомобилей, а когда пройдете по нему две-три мили, то заметите дорогу, сворачивающую к небольшому, подозрительного вида фермерскому домику, стоящему посреди двора.
Вечером после скачек я направился по шоссе, ибо видел, как Джерри и с ним еще несколько мужчин поехали этой дорогой в машине. Я особенно не надеялся найти их. Пройдя довольно большое расстояние, я сел у какого-то забора передохнуть и поразмыслить. Да, они поехали именно в этом направлении. Меня тянуло к Джерри. Он был мне дорог. Вскоре я встал и, не знаю почему, направился по боковой дороге, которая, привела меня к подозрительному дому. Я чувствовал себя одиноким, и у меня было сильное желание видеть Джерри, как бывает иногда ночью у малышей, когда они непременно хотят видеть отца. В эту минуту на дороге показалась машина и остановилась у дома. В ней сидели Джерри и отец Генри Райбека, затем Артур Бедфорд из нашего города, Дейв Уильямс и еще двое мужчин, которых я не знал. Они вылезли из машины и вошли в дом, все, за исключением отца Генри Райбека, который резко поспорил с ними и сказал, что не пойдет.
Было около девяти часов, не позже, а они все уже успели напиться. Подозрительного вида дом оказался просто притоном, где было полно скверных женщин. Я пробрался вдоль забора и заглянул в окно.
Читать дальше