З а в п р о и з в о д с т в о м. Естественно…
Д и р е к т о р. Тиша. Ты уже знаешь. Я еду в Америку.
Я им расскажу… Ты остаешься.
З а в п р о и з в о д с т в о м. Блеск, Пал Сергеич. Кра-
сота. Разрешите продолжать.
(Директор долго смотрит в глаза завпроизводством,
тот — директору.)
Д и р е к т о р. Ты пока не увольняйся.
З а в п р о и з в о д с т в о м. Паша, ты только недолго.
Д и р е к т о р. На «Дженерал Моторс» и назад. Они
хотят понять, как это у нас все.
З а в п р о и з в о д с т в о м. Блеск, Паша!
Д и р е к т о р. Спасибо, Тиша! Я пошел. А нам их ме-
тоды помогут.
З а в п р о и з в о д с т в о м. Да нет… Посмотри кино,
женщин… Отдохни там…
Д и р е к т о р. Спасибо. Я поехал.
З а в п р о и з в о д с т в о м. А я пошёл.
Для А. Райкина
В наш театр пишут давно. Мы существуем двадцать
шесть лет, и двадцать шесть лет пишут. Пишут отовсюду.
Пишут разные люди. Много писем в нашем почтовом
ящике. Я вам прочту самые интересные с точки зрения
нашего сатирического жанра.
Письмо первое
Я вам пишу, потому что плохо слышу. Недавно
я имел честь быть на вашем спектакле. К моему глубо-
кому сожалению, я кое-что не расслышал. Например,
вы играли одного директора, который развалил два
треста и комбинат. Его разоблачили, в газете о нем пи-
сали, и его уволили с большим скандалом. Он оказал-
ся негодяем. Так он что, нигде не работает? Я плохо
слышу!
Ваш театр существует двадцать шесть лет, это
я слышал. Вы все эти годы боролись с бюрократами,
так что их уже нет или они еще есть? Говорят, что
действительно кто-то после вашего спектакля не вы-
держал — и уволился? А? Я плохо слышу. Или это
врут?
Против чего еще вы боролись эти двадцать шесть
лет, я не понял? Вы еще боретесь или уже перестали?
Я помню, еще в 1930 году вы сказали, что нет ваты в ап-
теках. Так вы что, уже перестали говорить о вате или
в аптеках появилась вата?
У меня слуховой аппарат, встроенный в очки.
И когда я забываю очки, я плохо слышу и ничего не ви-
жу. Объясните мне, что вы имели в виду.
Ваш зритель, он же ваш слушатель.
Письмо второе
Дорогие товарищи!
В первых строках моего письма разрешите поже-
лать вам доброго здоровья, долгих, долгих лет жизни.
Прежде всего разрешите мне описать вам, кто я та-
кой. Досрочно уволенный в запас старшина Макаров
Василий Васильевич, будучи привыкшим к армей-
ской дисциплине и уставам пехотно-полевой и ар-
тиллерийской служб, я в личной жизни руководство-
вался указаниями нашей печати. Согласно указаниям
нашей печати читал медицинские журналы и спра-
вочники. С целью сохранения здоровья и долгих лет
жизни я три года согласно указаниям медицинских
журналов не ел яиц и масла. Потом оказалось, что это
ошибка, не нужно есть мяса. С целью сохранения здо-
ровья и долгих лет жизни я два года не ел мяса, но,
оказалось, что это ошибка, нужно есть меньше хлеба
и больше двигаться. Я перестал есть хлеб и больше
двигался.
Пишу из больницы. Я и мои товарищи лежачие про-
сим вас исполнить чего-нибудь веселого по заявкам
жертв печати.
Желаем вам крепкого здоровья и долгих лет жизни.
С молодежным приветом группа дистрофиков.
Письмо третье
Глубокоуважаемый, не помню, как вас.
Почему вы ничего не говорите о футболе? А в этом
году это самый важный вопрос. Мне семьдесят два го-
да. Я часто выступаю перед молодежью с воспоминани-
ями «Как это было?». Мне есть что вспомнить. Я играл
на заре. Тогда футбол только зарождался, и мы, старые
футболисты, зарождали его.
Помню грозные годы двадцатые или десятые. По-
мню, мы выбегаем на такое огромное поле, посреди тра-
ва, вокруг люди, не знаю, как сейчас, раньше это называ-
ли стадион. Помню, сзади наши ворота. Впереди, помню,
тоже ворота, чьи — не помню. Турки, помню, в трусах,
мы в чем — не помню. И тут свистнул тот тип, не знаю,
как сейчас, раньше его судьей называли. Помню, мы по-
бежали, не помню куда. Прибегаем — никого. Поворачи-
ваем обратно. Бежим. Стадион ревет. Прибегаем — ни-
кого. Помню, победили, не помню кого. Да. Главным для
теперешней молодежи должны стать воспоминания ста-
рых футболистов. Нам же есть что вспомнить.
Или, помню, играли с англичанами. Время грозное,
30-е или 15-е годы. Ажиотаж! Стадион ревет! Шведов
тучи! Они, как сейчас помню, в клетку, мы в линейку.
Читать дальше