Сью Таунсенд - Адриан Моул и оружие массового поражения

– Нас надули, миз Фокс, – резюмировал я. – Ведь нам говорили, что у этих квартир невероятная звукоизоляция.

Никому не сказал про Грейс Моул. Первой должна узнать Георгина – при личной встрече.

Отдал костюм в экспресс-чистку. Приемщице объяснил, что пятно в паху – от яичного белка, оставшееся после того, как у меня из рук выскользнула рюмка для яиц. Она мне, конечно, не поверила.

Наведался в цветочную лавку и распорядился отослать Георгине в офис одну красную розу.

– Вы считаете, что одна роза – это романтично? – спросила цветочница.

– Да, – ответил я.

– Ничего подобного. Два десятка роз в двадцать раз романтичнее.

– Ну ладно, посылайте два десятка, – согласился я.

Укладывался спать, когда позвонила Нетта – напомнить, что завтра День святого Валентина. Солгал, что уже заказал подарок для Маргаритки.

День святого Валентина.

Опять наведался в цветочную лавку и попросил отправить Маргаритке одну красную розу. Роза стоила 5 фунтов, плата за доставку – 3,50 фунта. Написал на открытке: «Маргаритке от Адриана».

– Никаких «с любовью», «с наилучшими пожеланиями», «с нежностью»? – удивилась цветочница.

Я обрисовал ей ситуацию. Слушала она на редкость терпеливо, если учесть, что для нее это один из самых утомительных дней в году. И предложила написать: «Маргаритке от…?»

Эта женщина – прирожденный дипломат. Ей бы в ООН работать.

Мистер Карлтон-Хейес спросил, сколько «валентинок» я сегодня получил. Две, ответил я, одну от мамы и одну от Маргаритки.

В свою очередь полюбопытствовал, празднует ли он Валентинов день.

– А как же, – ответил мистер Карлтон-Хейес. – Сегодня утром мы с Лесли выпили по бокалу розового шампанского и я подарил Лесли весьма милую антикварную пробку для винной бутылки, а нынче вечером мы ужинаем в ресторане «Альберто».

В магазине сегодня много народу. Мы продали весь запас любовной поэзии и почти все издания шекспировских сонетов.

Перед закрытием позвонила Маргаритка и попросила встретиться с ней у лавки «Сельская органика». Когда я прибыл туда, она объявила, что заказала столик в новом ресторане «Здоровый дух» на Чок-стрит.

На столе меж нами мерцала свеча. Толстяк по имени Уоррен, хозяин заведения, с подобострастным видом скользил по залу, одаряя «милых дам» красными розами в целлофановых обертках.

– Получается, я сегодня получила две розы! – воскликнула Маргаритка. Все-таки она очень бестактная.

«Валентиново» меню извещало, что «все блюда приготовлены с любовью и нежностью и свежи, точно только что скошенная трава».

Однако, когда дверь на кухню распахнулась, я увидел, как парень в колпаке шеф-повара достает из микроволновки тарелку с дымящимися макаронами. А вскоре к ресторану подъехал огромный грузовик и водитель, ничуть не стесняясь, поволок на кухню коробки с замороженными полуфабрикатами.

По случаю романтического вечера Маргаритка надела бордовую блузку с орнаментом из ярко-зеленых листьев.

– Нашла ее у «Маркса и Спенсера», – похвалилась она. – По-моему это листья рябины.

Я кивнул и ощутил настоятельную потребность выпить. Пригласил Маргаритку чокнуться со мной «Ширазом». Она быстро прикрыла бокал рукой, словно я предложил ей хлебнуть «Доместоса».

– До рождения малыша мне нельзя.

Я рассказал, что, по семейному преданию, моя мать выпивала по три банки «Гиннесса» за вечер и выкуривала по тридцать сигарет за день, когда была беременна мною.

Себе я заказал бифштекс и дрожжевой пирог с начинкой из лука-порея и клюквы. Маргаритка клевала неутешительного вида салат «Цезарь».

Беседа не клеилась. Спросил Маргаритку, сколько она получила «валентинок». Она достала из сумочки две открытки: мою, написанную с помощью цветочницы, и еще одну – с викторианской девицей на качелях и посланием, составленным из вырезанных из газеты слов и букв, на манер подметного письма с требованием выкупа:

– Какое чудесное стихотворение! – прошептала Маргаритка. – Спасибо, любимый.

– Это не от меня. Похоже, у тебя завелся тайный обожатель.

– Ай, да ты ревнуешь, Адриан! – вскрикнула она.

– Только не к этим стишкам, – усмехнулся я. – Типичная графомания. В профессиональных кругах мы такое называем «виршами».

– Зато они понятные, – обиделась Маргаритка. – А в твоей поэзии сам черт ногу сломит.