Сью Таунсенд - Адриан Моул и оружие массового поражения

Я прервал это перечисление очагов гражданского неповиновения, заявив, что полностью разделяю политику мистера Блэра в отношении Саддама Хусейна и его оружия массового поражения.

После чего поинтересовался мнением Маргаритки насчет возможной войны в Ираке. Она опустила взгляд на тарелку с разваренными корнеплодами:

– По-моему, война – это неправильно. Почему люди не могут относиться друг к другу по-доброму?

Может, она зомбирована?

После обеда я вызвался вымыть посуду. К моему раздражению, Нетта Крокус обрадовалась:

– Здорово. Чистые посудные полотенца сушатся на плите.

Выходит, мне предстояло не только посуду мыть, но еще и вытирать ее.

Маргаритка пригласила меня подняться к ней на чердак, когда я закончу.

Крокусы собственноручно изготовляют жидкость для мытья посуды – из лимона и глицерина. Когда дело дошло до подгоревших сковородок, я заглянул в гостиную и спросил, есть ли в этом доме проволочные мочалки. Крокусы оцепенели от ужаса – можно подумать, я попросил их подержать детеныша тюленя, пока я буду забивать его до смерти.

Наконец, когда я разделался с последней поцарапанной оловянной миской и щербатой фаянсовой тарелкой, Майкл Крокус отвел меня в свой кабинет и попросил «оценить приблизительно его библиотеку».

Я сказал, что оценкой книг занимается мистер Карлтон-Хейес, я же пока новичок в торговле антикварными и подержанными книгами.

– Да не нужно высчитывать все до пенса, прикинь на глазок, – перебил Крокус.

Работа займет не один час, возразил я, и, кроме того, понадобятся справочники и прочее.

Крокус выдернул наугад книгу с полки:

– Вот эта, к примеру.

Он держал в руках «Рассказы опустевшей хижины» Серой Совы. Книга была в футляре, немного потрепанная и грязноватая, но крепкая. Я открыл ее – издание 1936 года с автографом автора.

Осмотрев том повнимательнее, я сказал:

– Ткань на обложке немного истрепалась. Корешок выцвел. Верхний позолоченный обрез в хорошем состоянии, но передний и нижний обрезы покрыты бурыми пятнами, и очень жаль, что ленточка-закладка полиняла.

– Так сколько? – нетерпеливо спросил Крокус.

Я глянул на иллюстрации, сделанные сепией, на цветной портрет Серой Совы – мужественное лицо, индейский головной убор, и мне захотелось оставить эту книгу себе. Я знал, что стоит она не меньше 250 фунтов.

Опасаясь, что голос выдаст меня, я постарался придать ему максимум безразличия:

– А у вас есть другие книги Серой Совы?

Выяснилось, что одно время Крокус собирал их, но, посмотрев кино с Пирсом Броснаном и выяснив, что Серая Сова – мошенник и вовсе не индеец, но англичанин по имени Арчи Белани, [22]решил избавиться от сочинений этого пройдохи.

Я сказал, что за книгу можно выручить 50 фунтов, и предложил взять хлопоты по ее перепродаже на себя. Крокус, явно повеселев, принялся рыться на полках, выискивая остальные книги Серой Совы.

Вскоре я разглядывал еще три тома – «Люди с последнего фронтира», «Пилигримы в чаще», а также «Саджо и ее бобры». Все первые издания с подписью автора. Все в сносном состоянии. У меня потекли слюнки. Я сказал, что все четыре книги, вероятно, потянут фунтов на 200.

– Как раз хватит, чтобы уплатить муниципальный налог за чертову лавку, – пробурчал Крокус.

Я пишу эти строки, сгорая от стыда. Я всегда хотел быть честным человеком. Сталкиваясь с нравственной проблемой, я всякий раз спрашиваю себя, как бы на моем месте поступил Джордж Оруэлл. Но Майкл Крокус сам виноват. Он будит во мне дурные инстинкты.

Из кабинета я отправился на чердак к Маргаритке. Она выстилала пол в кукольном лофте узкими лакированными дощечками. На рабочем столе я увидел крошечный белый диван и футон, а на мини-балконе на металлическом стуле сидел я, Адриан Моул, в белом халате и очках; на другом стуле сидела Маргаритка в брючном костюме цвета хаки и красной беретке. Куклы держались за руки.

С тревогой я отметил, что у кукол на тряпичных средних пальцах поблескивают одинаковые золотистые полоски.

Маргаритка подняла голову:

– Адриан, мне нужно тебе кое-что сказать. Сядь, пожалуйста.

Я опустился на старый стул, заляпанный краской.

Маргаритка долго гримасничала, теребила себя за волосы, запрокидывала голову, изучая потолочные балки, рассматривала свои ногти, вздыхала и наконец произнесла тоненьким голоском:

– Я решила стать твоей. То есть в сексуальном смысле. До сих пор ты вел себя как истинный джентльмен, но теперь я чувствую, что наши отношения вступают в новую фазу. Наверное, моя относительная сексуальная неопытность удивит тебя, любимый, но я верю, что могу спокойно вручить тебе мое сердце, душу и тело.