Грим - Никита Никуда

- А в собак? - Несколько псов, увязавшихся за машиной еще в городской черте, успели преодолеть мост.

- Жизнь собачья и так коротка. Целься в небо - не промахнешься.

- Тогда по воронам. Оживим этот праздный пейзаж. А то они, согласно народным поверьям, бывает лет до трехсот живут.

Матрос направил ствол на стаю, кружившую над деревом, и выпустил длинную очередь. Свора ворон, отделавшись парой перьев, взмыла выше. Артиллерист ухватился за сердце.

- Дайте ему валидолу, чтобы дурака не валял, - сказал матрос, выглядевший не менее ошеломленным. - Вот это бой, - похвалил он оружие.

- Патронов почти нет, - сказал Антон, забирая у него автомат. - Побереги для стрельбы по вероятному противнику.

- А я по ком? Копрофаги, - сплюнул матрос, влезая в автомобиль, на сиденье рядом с водительским. - Тоска в птичьем виде.

Антон посмотрел в зеркало. Мост пылал, над ним плыло облако, пепельное. А чуть поодаль - воронье. Антон тронул машину, утопил педаль. Мотор, давясь верстами, заурчал, лес в опушке из кудрявых трав стал приближаться стремительней.

- Испекла бы бабушка бублик, а не колобок, и сказки бы не было, - сказал доктор, но скорее это были мысли вслух. Результат неких его размышлений.

Общество помолчало, оценивая высказывание - те, кто его услышал.

- Это вы к чему, док? - очнулся матрос.

- Так, - сказал доктор, но помолчав, добавил. - Не корысть же нами движет. Если корысть, я лучше бы там остался.

Въехали в лес, хвойный по преимуществу. Но попадались островки осин, берез. Здесь дорога была более извилистая, колею пересекали корни, сучья цеплялись за кузов. Портянку с картой местности свернули и сунули в какой-то рюкзак, Антон дорогу и без нее знал.

Матрос занялся, было, маузером, да наскучив, сунул его в кобуру. Притих, рассеянно выстукивая пальцами по панели яблочко-песню. Сменив подполье на приволье, своей агрессивности он не утратил. Антону показалось, что он на него подозрительно косится. Какая-то нездоровая мысль зрела в его мозгу. Вскипала враждебность.

- А что, симеоны, - сказал, наконец, он, глядя на Антона в упор¸- представляет собой эта темная личность? Что мы знаем о нем? Заведет этот лоцман в топи наш дружный некрокартель. Или в засаду опять угодим. Этот, по матери, зря, что ли, прикатил? Эти дядя и дед не даром у него в родственниках. Поведай нам, что ты за человек? Чем жив?

- Отстань от него, Смольный, - сказала Изольда, но матрос не отставал.

- Какие хоть песни любишь, кроме 'Утра в Финляндии'?

- Люли-люли люблю, - отозвался Антон.

- А то лоцманы бывают всякие. Как-то Александр Васильевич (изгнан из этого мира в 20-м году) доверил мне крейсер 'ББ'. Этот крейсер недолго просуществовал, я даже не помню его полное имя. То ли 'Барон Бражелон', то ли 'Беспощадный Борец', то ли что-то еще. И вот, плывя вдоль Норвегии, пришлось нам одного норвежца нанять. Этот варяг был выдающийся лоцман, знал прибрежные фьорды, но был наподобие этого, - он кивнул на Антона, - наружностью внутрь. Понять было нельзя, что за варяг этот швед, хоть я к нему и присматривался. Подозрительно было мне, что этот викинг выкинет. Нам надо было из Мурманска попасть в Петроград, попутно обстреляв Германию. Навести порядок в морях, а их по пути пятеро.

- Четыре, - возразил поручик. Однако тоном вопроса, при этом взглянув выжидательно на Изольду.

- Я ничего не смыслю в морях, - ответила та.

- Да ну тебя со своими байками, - сказал поручик, отворачиваясь к окну.

- Пускай, - сказала Изольда. - Матросы вносят веселость в наши ряды. Так чем же закончилось похождения за четыре моря?

- Оно еще не началось, - буркнул матрос, однако продолжил. - Ну, идем параллельно берегу. А на мне вся ответственность, я ж вожак.

- Капитан, то есть?

- Вожак. Вожак - это тот, кто тянет упряжку, а не держит вожжи. А на то, действительно, капитан есть. Но капитана с тонущего корабля спасают последним, а в случае долгого и вынужденного дрейфа к обитаемым берегам - съедают первым. Так что от капитанства - я умолил - и бог меня миловал. Плывем. Небо набухло тучами, нахмурилось как раз с той стороны, куда мы движемся. Течение теплое. Только воняет очень. А следуя вдоль берегов, даже белые скалы видно, но я себе думаю: что-то не то, не туда мы идем, не может Норвегия так вонять. Входим во фьорд. Стало еще жарче и темнее, дело к ночи. Скалы, значит, с обеих сторон, а на них пальмы растут, словно в субтропиках. Не может, думаю, быть в этой Швеции никаких пальм. И - несмотря на жару - мурашки дурачатся. Это от подозрений в адрес этого навигатора, то есть лоцмана, оказавшихся обоснованными вполне. Не мурашки, а дурашки какие-то. А я прежде всех догадался, что не во фьорд, а в левиафаново чрево этот лоцман наш крейсер ввел. Хотя все выглядело довольно правдоподобно: и берег, и скалы, и даже что-то похожее на мирозданье - с небесным сводом и звездами на нем. Только я глядь - а нет на небе Малой Медведицы. И соответственно - Полярной звезды. Я к капитану: как бы, ему говорю, живыми нам выбраться, да при этом Отечество не посрамить. И предлагаю напасть на него изнутри.