Грим - Приключения в приличном обществе

Как и следовало ожидать, предприятие отошло к конкурентам, а наши остались ни с чем - я ведь им сделку сорвал. В городе растет напряженность. Пресса муссирует слухи: кого-то куда-то кинули, ожидается волна заказных. О моем исчезновении тоже было заявлено, но удручающе скупо. Впрочем, нашли на железной дороге чей-то испорченный труп. Искореженный, искаженный, идентифицировать невозможно, но предполагают, что мой. Не думаю, что Леопольд настолько доверчив, чтобы дать себя одурачить железнодорожникам. Может, сам и запустил эту версию, чтобы я расслабился и дал себя изловить.

Продолжая крутиться вокруг и около 'Звонницы', просмотрев попутно десятка два родственных ей сайтов, я ткнул курсором в какой-то черный значок, и мне открылось... Господи, что же открылось мне!

Сайт был выполнен в красно-черных тонах - думаю, этим дизайнер угодил Леопольду. Мрачности господин оформитель столько вложил в страницу, что мне мгновенно до сухости стало жутко, и я сразу понял: туда попал.

Прежде чем перелистнуть ниже, я ознакомился с ценами на услуги - чтобы успокоить себя.

Устранение конкурента - $1000.

Устранение родственника - $700.

Полный передел собственности в городе с населением до 50 тыс. - $20 000.

И т.д. Цены такие же, как у Глинского. По единому тарифу работают, хоть и капитализм.

Ниже следовало объявление о моем розыске. - Разыскивается с целью убийства: мое прошлое Ф.И.О. Фото. Приметы. Усы. В зависимости от степени достоверности и свежести информации вознаграждение варьируется. И сколько же в среднем? - $20000 - как за передел. И хотя усов на мне не было, и фамилия моя иная теперь, мне вновь стало тоскливо.

Обращение ко мне Леопольда усугубило состояние.

'Надеюсь, сука, что ты еще жив. Что цел, невредим и здоров пуще прежнего. Тем больнее будет тебе умирать. И чем долее будешь находиться в бегах, тем больнее. Контактные телефоны те же. В любое время звони. Жду'.

Упомянула обо мне и 'Местная мысль' в двухполосной статье о вечере в Дворянском клубе. Не скажу, что внимание прессы польстило мне. Эта пернатая шлюха, Чиж, предавая меня огласке, так расписала мой профиль и фас, что не понятно мне было: хвала или хула? Как хулу-то уж точно воспримут многие. Может, денег ей дать, чтобы впредь избегала двусмысленностей? Акула капитализма закупает акулу пера. Акулы с акулами всегда разойдутся. Я решил: дам. Хвалите меня, господа, хвалите. Ваше дело - медная труба.

Ниже скупо суммировались сведения о падишахе. Я их пропустил, а зря. - Объявление: избавляем от тараканов и домовых. - В клинику завезли тонну дрожжей и белужью икру. - В черте города объявился черт. - Маленькая заметка о бродячих собаках, атакующих небольшие авто. - Пространное культурологическое обозрение о неких статуях, заполонивших пригород и наступавших на центр, что не на шутку тревожило городскую власть.

Ева, газеты, трубы, а тут еще эта вдова. Зачастила, томная, мимо прокатываться на велосипеде, хотя имела шикарный автомобиль, в котором ее печаль не так бросалась в глаза. Блузка-сеточка, юбка в клеточку, в черной косынке поверх роскошных волос. Да что волосы... Я ведь помню, как эта эротическая артистка на подиуме снимала траур перед толпой невежд.

Я раза два постарался попасться ей на глаза, и однажды она надолго задержала на мне свой печальный взгляд, на который я ответил - как это принято у дворян - вежливым полупоклоном. Она вильнула рулем, но удержалась в седле.

А то пыталась нам навязать свои музыкальные вкусы: стали доноситься из-за бетонной стены увертюры из Вагнера. Нет, как хотите, но странная у нее манера грустить. Музыка говорила о том, как, якобы, прекрасна жизнь. Жизнеутверждающие аккорды и вдовья неземная печаль... Интересное сочетание.

В западной части участка росло высокое вечнозеленое дерево, не знаю, может быть, кедр, по которому можно было через ограду к ней перелезть. Я однажды даже ухватился за сук. Зацепила меня эта видавшая виды вдова. Что не укрылось от чуткой к моим настроениям Евы.

Мое ли легкомысленное эротическое настроение передалось ей? Взрослое ли ее естество взыграло? Ревность, благодарность, страх одиночества, а может, всё вкупе явилось причиной, но только неловкая попытка моего соблазнения, предпринятая ею, едва не удалась.

Зря я, возможно, винил садовника. Женщины с библейских времен пра-Евы делятся с нами надкушенным яблоком. Из чувства товарищества, может быть.

Я успокоил ее, унял. Отвел в ее спальню. В моих владеньях табу на инцест. Без стыда и следа раскаяния она завернулась в простыню и скоро уснула. Я отступил, споткнувшись о кошку. Уходя, погасил свет.