Амели Нотомб - Ртуть

Стенные часы показывали час ночи. «Всего шестьдесят минут мне понадобилось для исполнения моего плана. Сколько же времени потребуется теперь, чтобы разрушить тюрьму, которая существует только в ее голове?»

Она прижала ладонь ко рту Хэзел, чтобы заглушить ее крик. Девушка испуганно открыла глаза; медсестра прижала палец другой руки к губам, призывая говорить шепотом.

– Я хотела первой поздравить вас с днем рождения, – улыбнулась она.

– В час ночи? – ошеломленно пролепетала именинница. – Как вы сюда попали?

– Я не уезжала в Нё.

И Франсуаза рассказала, как провела эти дни взаперти а пурпурной комнате, на другом конце дома.

– Ничего не понимаю. Зачем он вас запер?

– Это долгая история. Как вы думаете, ваш опекун сейчас спит?

– Как убитый. Он принял снотворное, чтобы быть в форме к моему дню рождения, вернее, к завтрашней ночи.

– Это очень кстати.

И она поведала девушке историю Адели Лангле. Хэзел не могла выговорить ни слова. Франсуаза встряхнула ее:

– Вы так ничего и не поняли? С вами повторяется то же самое! В точности!

– Она покончила с собой? – ошеломленно прошептала девушка.

– Да, и вы тоже к этому придете, если будете отворачиваться от правды.

– От какой правды?

– Как это – от какой правды? Вы не более уродливы, чем Адель, мир ее праху – именно так, ее праху: тот пожар вовсе не обезобразил ее, но долгие годы медленно сжигал изнутри, пока она не бросилась в воду, чтобы его погасить.

– Я до сих пор в кошмарных снах слышу, как на дорогу падают бомбы.

– Да, на дорогу, но не на вас. Вы остались невредимы.

– Мои родители погибли…

– Им повезло меньше, чем вам. Да-да, вам повезло: глядя на вас, никому и в голову не придет, что вы побывали под бомбежкой.

– Глядя на меня, все подумают, что я урод от рождения. Какое утешение!

– Нет, глупышка! Я же сказала: с вами происходит то же самое, что произошло с Аделью Лангле! Вы что, совсем ничего не соображаете?

– Я никогда не видела эту девушку.

– Я видела ее фотографию: такая красавица, что сердце замирает. Я знаю только одного человека, чья красота поразила меня еще больше, – это вы.

Минуту-другую девушка молчала остолбенев, потом сморщилась и забила ногами по кровати:

– Я ненавижу вас, Франсуаза! Уйдите, я не хочу вас больше видеть, никогда!

– Почему? Потому что я говорю вам правду?

– Потому что вы врете! Может быть, вы сами сумели убедить себя, будто лжете по доброте душевной, чтобы подбодрить увечную бедняжку. Неужели вы не понимаете, как это жестоко? Вы хоть представляете, сколько усилий я приложила за эти пять лет, чтобы смириться с тем, с чем смириться невозможно? А теперь вы явились искушать меня, ведь мне, конечно же, хочется вам поверить, потому что я такой же человек, как все, и в глубине моей души еще теплится это неискоренимая человеческая способность – надеяться…

– Нужно не надеяться, а просто открыть глаза!

– Я открыла их однажды, пять лет назад, перед тем проклятым зеркалом. Мне этого хватило!

– Да, кстати, о том зеркале! Капитан купил его тридцать лет назад у зеркальщика в Пуэнт-а-Питре; эту вещицу, предназначенную для дружеских шуток, он использовал, чтобы убедить Адель в происшедшей с нею метаморфозе. И так же успешно повторил этот опыт с вами.

– Я не верю ни одному вашему слову, это все клевета. Вы говорите так, чтобы опорочить моего благодетеля.

– Хорош благодетель: обманным путем заполучил в любовницы двух красивейших девушек на свете! И скажите, зачем понадобилось мне так рисковать, пробираясь к вам сюда, чтобы очернить этого святого человека?

– Не знаю. По злобе, подлости, коварству – мало ли что может скрываться за таким прекрасным лицом, как ваше.

– Но какая мне корысть лгать вам и зачем в таком случае ваш милейший Капитан меня запер?

– Он удерживает вас здесь ради меня, чтобы вы продолжали меня лечить.

– Лечить вас? Да вы совершенно здоровы. Разве что чуточку анемичны от недостатка воздуха и движения, вот и все. Единственное, от чего вас нужно исцелить, – от яда, которым вас отравил ваш опекун.

– Почему вы вдруг вздумали рассказывать мне такие ужасы?

– Чтобы спасти вас! Я вам друг, и мне невыносимо видеть, как вы живете в таком аду.

– Если вы мне друг, оставьте меня в покое.

– Почему вы не хотите мне поверить? Неужели вы предпочитаете верить чудовищу, в то время как я твержу вам, что в жизни не видела никого красивее вас?

– Я не хочу тешить себя пустыми надеждами. Вы ведь не можете дать никаких доказательств вашим голословным утверждениям.