Алексей Каплер: «Я» и «МЫ». Взлеты и падения рыцаря искусства

А произошло все случайно.

Но так ли уж случайно?

Ведь скольким, к примеру, рассказывала я об истории, происшедшей с героиней Великой Отечественной войны Екатериной Новиковой. (Про «гвардии Катюшу» в войну писали многие, в том числе Евгений Петров.)

У нее посреди толпы людей, сошедшей с дачной электрички, какой-то юный мерзавец пытался вырвать из рук сумочку. Несмотря на жестокие удары по раненной еще на фронте голове, «гвардии Катюша» сопротивлялась отчаянно, потому как в сумочке лежал партбилет…

Я рассказывала об этом многим, все ахали, сочувствовали Новиковой и возмущались равнодушием свидетелей неравного единоборства немолодой женщины с молодым подонком. Все. Но только Алексей Яковлевич поехал в госпиталь, куда угодила «гвардии Катюша». Долго и не единожды беседовал с ней, снова, как и в «сочинском деле», вступил в единоборство с милицией. Виновные были наказаны.

Так родился его «Случай в дачном поселке», тоже вызвавший бурю среди читателей семидесятых годов.

Громко прозвучавшие некогда острые и смелые выступления Алексея Каплера прошли жестокое испытание временем и продолжают волновать современных читателей. Они и не могут не волновать тех, у кого «сердца для чести живы». Не могут, потому что направлены против «отца всех пороков» – Равнодушия. Потому что утверждают главное, что сейчас вынесено народом на повестку дня, – чувство собственного достоинства, справедливость, человечность.

Нет, десять лет Инты и Воркуты не сломали Каплера. Он остался таким же «рыцарем непечального образа».

А было ему отпущено еще четверть века. Работал он как одержимый – не только творчески и на «Кинопанораме». Был одним из организаторов Союза кинематографистов СССР, вице-президентом Международной гильдии сценаристов, бессменным руководителем сценарного цеха, горячим защитником кинодраматургов.

Любил молодежь. Преподавая во ВГИКе и на Высших сценарных курсах, заступался за тех студентов, чья самобытность им же вменялась в вину.

И в годы безвременья своеобразие в искусстве пробивалось порой, как упрямая трава сквозь асфальт. Но ее чаще всего затаптывали. Если не встречался умный и сильный Садовник.

Приведу небольшой отрывок из воспоминаний Алексея Яковлевича.

«Дирекция Высших сценарных курсов прислала мне „дело“ одного из слушателей на предмет отчисления… Прежде чем подписать постановление, я стал читать непригодную работу… То была история молодого скульптора, который задумал создать образ „матери города“, а вместо этого лепил, по заказам вдов обывателей, надгробия, изображая „для интеллигентности“ покойных лавочников в пенсне или в шляпе… И кончается сценарий тем, что после очередной гулянки герой случайно забредал на кладбище и, удивленный, оглядывал свои „произведения“. – Моя персональная выставка! – горестно восклицал он, поняв, наконец, на что истратил жизнь и талант. Все это написано с поразительным грузинским своеобразием, с мягким добрым юмором. Молодого автора я взял к себе в мастерскую. и, благополучно закончив Высшие сценарные курсы, он стал ныне одним из самых талантливых и своеобразных сценаристов… Имя его – Резо Габриадзе».

Хорошо, что на пути талантливого юноши встретился настоящий «Садовник» (название одного из первых сценариев Каплера, сценария, ставшего впоследствии фильмом «Шахтеры»).

Я – не киновед. Моя задача – задача человека, которому выпало счастье в течение четверти века видеть, как появляются на свет «дети» этого художника – киноповести, киноновеллы, очерки, статьи, полемические заметки, – и теперь очень кратко попытаться рассказать об этом. «Если не я, то кто же?…»

На свете немало наивных людей, от чистого сердца стремящихся «подарить» художнику тот или иной сюжет, ту или иную тему.

Не понимают эти добрые люди одного: творчество – процесс неизмеримо сложный, далеко не всегда управляемый, не идущий «от головы», не всегда даже подчиняющийся желанию сердца.

Я бы сравнила его с процессом, ежегодно происходящим в природе, – когда с деревьев начинают осыпаться семена, миллиарды их стремятся пробиться в землю, прорасти в ней. Да и земля жаждет их принять в свое лоно. Но… не всегда может. То она суха и тверда, как асфальт, то превращена бесконечными дождями в жидкое плывущее месиво, то просто нет у нее места для новых «пришельцев»… Да мало ли причин, по которым, например, из густой тополиной метели лишь отдельным пушинкам удается стать зародышами новой жизни?