Юрий Азаров - Групповые люди

— Вы знаете выход?

— Конечно же, — оживился Заруба. — Наша колония — это образец построения принципиально новых, здоровых, если хотите, социалистических отношений. Простите, у вас никогда не было длительного временного сексуального воздержания? Знаете, утрачивается и эта потребность. Во всяком случае, в значительной мере приглушается. Вы не знакомились с жизнью мужских монастырей? А зря! Вот где образец подлинно гуманистических отношений! Нам у церкви учиться и учиться! Вы обратили внимание на цвет лица наших колонистов? Вы видели где-нибудь нечто подобное? Мужик в сорок лет выглядит как двадцатилетний! Это наше реальное достижение, а не болтовня! Кстати, это я процитировал ленинские слова, сказанные им в адрес воспитательного учреждения, которым руководил Шацкий. Большинство наших потребностей — это разврат. И излечиться от вредных потребностей может помочь только заведение нашего типа. Вы не находите, что мы как раз на пути создания превосходных образцов общества будущего?

— Но ведь это же заключение? Колючая проволока. Несвобода…

— А вот это типичное интеллигентничанье. Колючая проволока — это остаточное явление. Некий символ прошлого. Придет время, и мы ее уберем. Я верю, что именно наш край даст первый пример беспроволочного режима. Я вам прочту слова старика Оуэна. Он в самый корень глядел. Старикан писал когда-то: "Пример, который мы подаем, скоро получит широкое признание. Подобные общества будут процветать, несмотря на все беспорядки и бедствия, которые могут твориться вокруг. В недалеком будущем они помогут вывести страну из ее тяжелого состояния… а если общественность будет облегчать их распространение, они смогут устранить нависшую угрозу гражданской войны". Я хотел эти слова Оуэна повесить в актовом зале. Не дали.

Заруба нагнулся ко мне и шепотом сказал:

— Вы думаете, мне легко? Мы держимся пока что за счет своих педагогических достижений. План даем! Образцовое хозяйство. А наша система кооперации? У нас нет того, что происходит на воле: у государства миллионы тянут кооперативы, а государству кукиш с маслом! Нет, мы сполна отстегиваем. Но я не согласен с этим. Нужен полный хозрасчет. Добиваемся. Посмотрим. Рассчитываю на вашу профессиональную помощь, — это ко мне обратился Заруба.

Я сник.

— Да разве от меня что-нибудь зависит? Вы о гражданской войне сказали. Это серьезно? Как это понимать?

— А так и понимать. Гражданская война — это кровавый выход народов из тьмы. Возможно, война будет на почве веры. Я считаю, что народу противны кровопролития. Все понимают, что война не принесет ничего, кроме голода и мучений. Война не дает, а отнимает. Отнимает хлеб, свободу, мясо, разъединяет мужчин и женщин.

— Тогда ваша колония — это настоящая война, — отважился я возразить Зарубе.

К моему удивлению, он расхохотался.

— Я счастлив, что вы раскрылись. Я так и знал. Но это хорошо, что вы раскрылись. Я противник войны. Я за то, чтобы дать человеку все. И именно здесь, в колонии. Дать мяса, хлеба, свободу, женщин, ровно столько, чтобы ему было не во вред.

— А кто это установит? Что же, и женщины по талонам?

— Моя идея вольных поселений имеет свою давнюю историю. "Новая Гармония" Оуэна создала модель "поселка единения", где нашла свое развитие свободная кооперация. Кстати, весьма примечательна одна деталь. Все утопические эксперименты притягивали экстремистскую молодежь, интеллигенцию и бывших уголовников. Октябрьская революция пострадала именно потому, что в нее ринулись деклассированные элементы — пьяницы, сутенеры, садисты и мазохисты, палачи и предатели, воры и разбойники, мелкие жулики и крупные грабители. Оуэн как огня боялся уголовников. Когда один из его почитателей предложил ему свое поместье для устройства общины из уголовников, Оуэн предпочел не рисковать. Отказался от поместья. Великий утопист ошибался, когда утверждал, что практика показала невозможность поспешного образования коммун из крайне несовершенного человеческого материала.

— Вы решили поправить Оуэна?

Заруба встал. Расстегнул воротник кителя и подошел к шкафу. Заскрипела дверца. Я поднялся, чтобы увидеть, что же делает Заруба за открытой дверцей шкафа. Но он крикнул мне:

— Сидеть, Степнов!

Этот окрик сразу поставил все на свои места. Я слышал, как лилась жидкость в стакан, слышал, как маленькими глотками Заруба выпил содержимое стакана. Я потом уже увидел одно рыженькое семечко, застрявшее в черных усах гражданина начальника: должно быть, закусывал помидором. Я глядел на это семечко и улыбался, а он не понимал, в чем дело, и грубо притоптал мою ироничность: