Юрий Азаров - Групповые люди

Копыткин спросил у меня, когда я прочла текст:

— Так вам знакомо это?

— Знакомо, — ответила я. — Но где я это взяла, не помню.

— Я так и думал, — сказал Копыткин. — Я вам напомню, кто вам дал этот материал. — Я молчала. — Степнов из Москвы. Знаете такого?

— Знаю, конечно, — ответила я. — Читаю и слушаю его лекции. Это один из выдающихся умов России.

Вы меня, должно быть, будете ругать, — писала Люба, — но я так и сказала. Больше я ничего и никого не называла. А он стал говорить о наркотиках, которые мне никогда не принадлежали, а потом снова стал спрашивать о родителях и намекал, что у них из-за меня могут быть серьезные неприятности. А потом неожиданно спросил:

— А кто вам давал читать книгу Роя Медведева "Перед судом истории"?

Я сказала, что такой книги не видела в глаза. А он вытащил из стола огромную книгу, завернутую в газету, открыл на нужной странице и показал мне текст, где описан допрос подследственного Газаряна.

— Ну и что? — спросила я. — Везде читают, ксерокопируют, переписывают и собирают такого рода исторические факты. Почем я знаю, откуда у меня взялся этот материал? Что в нем неправда? В чем вы меня хотите обвинить?

— Пока мы хотим предостеречь вас от неверных шагов, — сказал мне Копыткин и отпустил.

Я шла и думала: как же я счастлива, что у меня есть вы, что есть в моей душе такая истина и такая правда, за которую я готова пойти на любые пытки и любые притеснения. Только бы с вами ничего не случилось. И когда я подумала о вас, мне так легко стало, так хорошо, что я готова была простить даже тех, кто донес на меня".

Когда я закончил читать письмо Любы, в дверь постучали. Вошел взволнованный Шкловский.

— Есть Рой Медведев. Только на два дня. Могу дать почитать.

— Нет уж, — отвечал я. — Сильно голова болит. Не могу.

Шкловский посмотрел на меня сочувственно. О чем он подумал, не знаю.

А еще через два дня я сидел у Шкловского и читал его новенькие материалы, которые он бог весть откуда достал.

А потом были новые материалы, и я лихорадочно работал. И вскоре была завершена первая глава книги, посвященной рождению и развитию и нового социального типа, и новой социальной психологии.

Заруба претендовал на души заключенных. И на мою тоже. Он сразу впился в меня:

— Я добиваюсь того, чтобы каждый здесь ощущал себя не постояльцем, а первопроходцем. Да, мы хотим быть творцами и новых обстоятельств, и новых личностей, и новой духовности…

Я ушам и глазам своим не верил. Заруба говорил тихо, подбирая слова, и глаза его светились. Он говорил о смысле жизни: ну какой резон заниматься прожигательством или всякий раз вываливаться в грязи, — он имел в виду пьянство, обжорство, разврат. Да, он расстался со своей женой исключительно по идейным соображениям. Она ему говорила: "Давай построим домик. В комнатах настелем паркет и повесим ковры. Как прекрасно по прохладному полу шлепать босиком, а затем забраться на тахту и упереться ногами в мягкий ковер, так, чтобы между пальцами был нежный ковровый ворс, ласкающий, теплый…" Заруба мотнул головой. Нет, такое счастье не по нутру ему. Он первооткрыватель по складу души. Он верит в судьбу. Она ему подарила все, чтобы осуществить великий замысел. Он не утопист, хотя и почитает мечтателей-стариков. Особенно Оуэна. Оуэновский эскиз модели новой гармонии органически сочетал все преимущества большого города, но без многочисленных зол последнего, со всеми преимуществами деревни, но без ее недостатков. И именно здесь, в колонии, так удачно все эти достоинства соединились. Лес, река, чистый воздух, асфальтовые дорожки, тепличное хозяйство, промышленные мастерские, библиотека, театр, два оркестра, спортивный зал, совместный коллективный труд и совместное потребление, полная самодеятельность и индивидуальное творчество — где, когда было нечто подобное?!

Он дал мне возможность подумать, а сам направился в дальний угол комнаты, где стоял огромный шкаф. Скрипнула дверца шкафа, и мне послышалось отчетливое бульканье наливаемой в стакан жидкости. Через несколько минут Заруба снова сел на свое место. Его губы сыто лоснились из-под черных усов. Глаза сверкали. Он стал говорить со мной так, будто перед ним сидел не один несчастный заключенный, а стояла по крайней мере добрая сотня его подчиненных.

— Поймите, мир обезумел, развратился. Мир экологически и культурологически грязен. Он превращается в огромную помойку, где люди, подобно червям, кишат в отравленной зловонной среде. — Заруба ходил по комнате, жестикулируя, доставая то одну, то другую книжку, чтобы прочитать мне о том, что катастрофа близка, что безумствующий мир уже не способен остановиться, чтобы залечить свои раны или хотя бы стать на капитальный ремонт. — Вы думаете, этот самый СПИД — случайное явление? Это детище сексуальной революции. Это сгустки негативной сексуальной энергии породили болезнь, которая уничтожит мир. Столкнет его в бездну. Вы со мною не согласны? Неужели вы не задумывались над теми проблемами, которые неизбежно приведут к полному духовному распаду все наше общество? Посудите сами, каждый третий, если уж не второй — преступник. Приведу лишь некоторые данные, опубликованные МВД в печати. Убийства с покушением, изнасилования с покушениями, умышленные тяжкие телесные повреждения, хищения оружия и боеприпасов, вымогательства, шантаж и даже людоедство и торговля человеческим мясом. Что прикажете делать? Как выйти из этого положения?