Яков Арсенов - 76-Т3

— Кризис миновал, — доложил Рудик сидевшим на корточках в коридоре…

Артамонов встал, выпил бутылку кефира и приступил к полугодовому объему чертежей. Он мог опять пересветить и по-умному, как подсказал Бирюк, стереть резинкой следы плагиата, но, словно кому-то назло, смахнул со стола лишние предметы и приколол первый лист.

Как обещал Цыпленков, к сессии Артамонов все успел. На консультациях Цыпленков продолжал прижимать Валеру к земле:

— Почему вы не задаете вопросов, выучили, что ли? Настолько знаете, что спросить нечего? Или не знаете, что спрашивать? Тогда зачем пришли на консультацию? Это не занятия. Если нет вопросов — .свободны. Вопросы быстро находились. Перед экзаменом девочки не выдержали.

— Мы не пойдем сдавать начерталку, — сказали они Рудику.

— Хотите, чтобы нашу группу расформировали?! - пригрозил он.

— У нас в голове сплошной калейдоскоп. Хотя есть идея, — сказала Татьяна, — пусть первыми идут парни.

— Да-да, — подтвердила Марина. — А мы — всю, какая есть, косметику — на себя и войдем втроем. Авось проскочим. Бирюк говорил, Цыпленков падок на эти дела. Глядишь, и оценит. С глазу на глаз мы с ним как-нибудь разберемся. На экзамене Цыпленкова словно подменили. Артамонову он сказал:

— Вам ставлю пятерку без билета, вы достаточно потрудились в семестре.

Татьяна сжалась от зависти и начала придумывать, по какой бы такой причине и к ней Цыпленков мог отнестись вот так же льготно. Геометр не тронул ее без всяких причин. Он только спросил:

— Платья не пробуете изготавливать?

Татьяна хотела соврать, но не успела. Цыпленков вывел в ее зачетке красивым чертежным шрифтом заветный хор.

— Ну, Татьяна, молодец! — поздравили подругу одногруппники.

Черемисина от счастья не заметила, что ее назвали не Таней, а обозвали Татьяной, чего она терпеть не могла.

Следом быстро вышли из кабинета еще две счастливицы. Марина оказалась права. Цыпленков растаял от духов. Проза; которую несли экзаменуемые, не очень сказалась на отметках.

— А вообще, Цыпленков ничего, — сказала Люда.

— Тактичный и обходительный, — сказала Марина.

— Мне кажется, что он и был таким, — сказала Татьяна.

— Ну, теперь с начерталкой глухо-наглухо! — сказал Артамонов.

С физикой выходило наоборот. Там жизнь прижимала к земле Ярославцева, которого Татьяна за маленький рост прозвала Малоярославцевым. По третьему закону Ньютона на всякое действие объект отвечает равным ему противодействием, только с противоположным знаком.

Ярославцев с первых дней намеревался приглянуться первокурсникам и полюбить их. Решетнев сводил на нет происки чувства. С тех пор, как Решетнев задал физику вопрос о периферийных последствиях черных дыр, самым страшным для лектора стало приближение конца лекции. Поначалу, когда Решетнев осваивался на потоке, Ярославцев с чувством исполненного долга посматривал на часы, стрелки которых аккуратно продвигались к звонку. Теперь ждал окончания лекции, как напасти.

По всем правилам педагогики лектор, прочитав материал, должен спросить: какие будут вопросы? или: нет ли вопросов по новому материалу? Раньше Владимир Иванович спокойно бросал в аудиторию эту риторику. Не глядя на студентов, складывал в папочку свои шпаргалки. Одновременно со звонком завязывал тесемочки. Никто ничем не интересовался. Всем все было ясно. Теперь жизнь пошла сложнее. В конце лекции вставал Решетнев и загонял Ярославцева в такие уголки вселенной, куда еще не дошел солнечный свет. Похоже, таким образом Решетнев расквитывался с высшей школой за неудачное поступление в московский институт космических исследований.

Ярославцев был вынужден выслушивать вопросы, на которые наука рассчитывала ответить за рубежом двадцатого столетия. Очки физика сползали на кончик носа, начинавшего непоправимо синеть, лоб равномерно покрывался испариной. Ярославцев пыжился, не желая ронять себя в глазах аудитории, но спасительного звонка не следовало. Владимир Иванович обещал ответить на заданный вопрос на следующей лекции и сразу после занятий бежал в научную библиотеку покопаться в специальной литературе. Ничего путного не находил. Да и не мог найти. Проблемы, волновавшие Решетнева, не встали во весь рост перед жителями Земли. В ученом мире по ним не было даже гипотез.

Жизнь Ярославцева дала трещину. Он продолжал преподавать без всякого энтузиазма. Решетнев был неукротим. Как только в конце лекции выдавалась свободная минутка, он тут же возникал над физическим спокойствием аудитории и задавал очередной безответный вопрос.