Жизнь продолжалась. В следующие дни Катя и я часто бывали у Маи. С ней мне было куда интересней, чем с поднадоевшими Юрой и Леней. Я страшно устал от всех этих «машин», «дел» и прочей чепухи вылетавшей их уст моих молодых коллег без перерыва. Параллельно с этим удалось и увиливать от попоек, а также от совершенно бесполезной траты денег: Юра с Леней так обнаглели, что уже считали моей прямой обязанностью их угощать. Наша новая подруга оказалась интересной собеседницей. Она хорошо разбиралась в литературе, читала стихи, но, что касается последнего, то для моего тупого ума стихи не предназначены.
Мои коллеги, сначала тоже подвязывавшиеся в дружбу к Мае, быстро этой затеи отказались. Она также не хотела обсуждать достоинства автомобилей, не говорили о планах «крутых» дел. Я в тайне радовался. Кроме всего прочего Мая оказалась игроком в префереанс и теперь можно было серьезно поигрывать, заманив Борю.
Однажды, отправляясь за куском жареной курицы, я не мог и предположить, что в жизни нашей общины произойдут резкие перемены. Общей компанией с Маей, Юрой, Леней мы вошли в столовую, где нас и остановил Наиф.
— Двое русских идут на трансфер. Филипп и ты, — он ткнул в Леню.
Трансфер — это центральное событие в жизни всякого азюлянта. После трех-четырех месяцев пребывания в лагере, счастливчика направляют в более приспособленное для жизни место, где ему предстоит провести свои два-три года жизни в Германии. Там уже никто не кормит а выдают около пятисот марок на жизнь в месяц. А такие деньги для выходца из Бангладеш или Союза, по сравнению с лагерными восмьюдесятими — уже целое состояние. Там же на этом трансфере и разрешают работать, то есть азюлянт имеет, наконец, возможность получить все то, ради чего он в Германию едет. Мы все живем в лагере ожиданием трансфера, где можно получить более человеческие условия, где можно чувствовать себя не заключенным азюлянтского лагеря, а хоть получеловеком, потому что человеком все равно не дадут. Для меня трансфер, как и для других — способ вырваться из болота тоски. Филипп ходил довольный, он здесь уже давно. На дворе — поздний февраль, уже пора после четырех месяцев сидения и на новую квартиру. За все это время он работал у своего подрядчика недели три, не больше, и много не заработал, потому ему и не терпелось скорее нормально подработать. Леня был совершенно ошарашен. Он все думал, что пойдет на трансфер не раньше Бори или Юры, а то и вместе с ними. Мы с Катей, Юра и, даже, Боря имели сильно удрученный вид. И не только потому, что наши, какие-никакие друзья, к которым мы уже привыкли, уезжали, а и потому, что мы чувствовали себя обойденными. Филипп ехал в Виесбаден — столицу нашей земли, а Леню отправили в сельский район далеко за Фульду, километрах в ста двадцати отсюда. Оба должны уезжать через два дня, и мы начали серьезно готовиться к проводам.
Самой стойкой традицией азюля всегда остаются проводы собрата на трансфер. По этому поводу веселились на полную катушку не только закоренелые выпивохи, типа нас, но и те, кто обычно вел в лагере трезвый образ жизни. Угощали знакомых и незнакомых. Филипп и Леня не собирались отставать от других. У первого деньги водились, а вот для второго они всегда оставались проблемой. Добрый немец, вручивший подарок на Рождество, приезжал еще раз, привозил еду, выдавал и наличными. А Леню пообещал взять к себе в ресторан, но не понятно в качестве кого, ибо представить моего коллегу хоть на какой-то серьезной работе никто не мог. Теперь Лене ничего не оставалось, как позвонить ему опять и сообщить приятную новость, а вместе с ней и не менее приятное известие: нужно пару сотен марок. Я составил соответствующий текст, с соблюдением всех правил приличия, но и наших интересов не ущемляя. Леня выговорил с трудом записанные слова по телефону, но даже такое для него уже подвиг. Мужик приехал, деньги привез.
Вечером следующего дня стол уставили на полученные деньги. Я взял покупку и сервировку на себя, и, оставив Лене на кока-колу и сигареты, вполне прилично потратил дядькин подарочек. Дядьку самого мы все дружно считали дураком, но так как деньги давал он, то пару раз пили за его здоровье и желали, чтобы он не умнел.
Званы на ужин были все наши, в том числе Мая. Осетинскую компанию по общему мнению позвать и можно было бы, но водки мало. Вечер прошел, как и положено удачно. Все, кому надо было — напились.
Под конец, как все уже разошлись, пьяный Леня пристал ко мне.
Читать дальше