Леонид Рудницкий: Клерк позорный

В зале было прохладно. Он устроился на жестком деревянном сиденье и огляделся. Тут и там сидели люди с баулами и бурдюками, бродили бомжи. Один ходил по залу кругами и оставлял за собой длинный шлейф густой вони, настолько плотной, что ее можно было нарезать ножом.

– Если он еще раз пройдет, – сказала пышная крашеная блондинка по соседству, – я поставлю ему подножку.

– Тогда он упадет и будет вонять здесь, – заметил Коржик.

Народ засмеялся. Бомж зашел на новый круг, и Коржик перешел в другой зал. Он сел недалеко от худого старика с седой шевелюрой, похожего на пьющего отставника. Тот втирал что-то благообразной чисто одетой старушке. Коржик невольно прислушался.

– У меня раньше была квартира, – говорил старик, – но пришлось продать.

– Почему? – испуганно спросила старушка.

Выглядела она очень уютно, как пожилая сова, распустившая перья от холода. Наверное, ехала в гости к детям.

– Нужны были деньги на операцию, – пояснил старик.

– А что оперировали?

– Глаза.

– У вас были проблемы со зрением?

– Почти ничего не видел, – важно сказал старик. – На метр перед собой, да и то с трудом.

– А теперь?

– Теперь – другое дело. Вижу как молодой.

– Хорошо! – порадовалась она за него.

– Но только одним глазом, – сурово продолжил старик.

– А почему одним? – огорчилась она.

– На пересадку другого денег не хватило.

– Как на пересадку? – поразилась старушка.

Старик кивнул:

– А вот так – мне пересадили глаз. Спасибо профессору в Москве.

– Что, неужели уже и глаз можно пересадить?

– Можно, были бы деньги.

– До чего наука дошла, – заметила старушка.

– Да, наука теперь сильная.

– Прямо-таки пересадили? – все еще с сомнением переспросила она.

– Сами посмотрите, – старик наклонился к ней лицом. – Один глаз серый, а другой – зеленый. Вот его-то и пересадили. И шрам рядом остался.

Старушка рассмотрела его глаза и покачала головой. Он ее убедил. Коржик тоже скосил глаза и увидел неровный шрам между глазом и виском. Такие остаются после падения фэйсом вниз, если человек мертвецки пьяный. Почему-то вспомнилась поговорка «Натянул глаз на жопу», хотя она сюда и не подходила.

– А откуда они его взяли? – спросила она.

– Кого?

– Глаз.

– Ясное дело – донорский, – уверенно сказал старик.

– Это какой же донор отдаст свой глаз?

– Это не добровольно. На машине один разбился насмерть, а глаз уцелел. Ему он уже все равно без надобности был.

Некоторое время они молчали.

– И где вы теперь живете? – спросила старушка, вспомнив, что за глаз пришлось отдать квартиру.

– А вон, у нее, – старик кивнул на дежурную по вокзалу.

И добавил после паузы:

– Крутая баба, однако. В хорошем настроении пускает к себе, а в плохом – выгоняет. Тогда я сюда.

Старушка деликатно промолчала. Ей не хотелось вмешиваться в чужую полусемейную жизнь.

Коржик начал дремать и уронил голову. «Черт, как же неудобно везти с собой полный рюкзак налички. Найти бы для нее место и брать по одной пачке. Плохо, когда денег нет, но когда они есть, возникают совсем другие проблемы. Все равно покоя нет».

Он обнял рюкзак одной рукой, намотал лямку на другую, положил на него голову и заснул. Но назвать сном это был нельзя. Так, короткая дрема и периодические просыпания с мыслью: «Рюкзак цел?» Цел. Ну, слава богу.

Задолго до отправления электрички, Коржик уже стоял с вещами на перроне. Публика здесь собралась простая: пенсионеры, приграничные торговцы с клетчатыми сумками да нелегальные гастарбайтеры, возвращающиеся из Москвы.

Границу пересекли без проблем. Пограничники и таможенники только прошли по вагонам, но документы ни у кого не спрашивали. Тут все были местные. Утром – туда, вечером – обратно. Проверять у таких документы – только время терять.

Через несколько часов электричка прибыла в Харьков. Коржик вышел на перрон и облегченно вздохнул.

Первая и самая трудная часть его плана удалась. Перед ним лежала Украина и все прилегающие к ней страны. Где ему осесть, он еще не решил. Денег, которые у него с собой, должно было хватить надолго. Если бы он остался в Москве клерком, то смог бы заработать такую сумму лет этак через сто. И то, если бы не пил, не ел и не надо было умирать. Видит Бог, он хотел по-другому, но не получилось. Ну что ж, путь клерка был для него ошибочным и не мог привести никуда, кроме тупика. Но он из него вышел.

Да и не был он никогда стопроцентным клерком. В душе он всегда оставался байкером с косой и татуированными драконами на руках. Им он и будет в ближайшие лет пять.