Леонид Рудницкий - Клерк позорный

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, закончились и клерки. Было уже далеко за полночь, когда походкой парализованных лунатиков проканали последние. Они тащили с собой портфели, ноутбуки и дыроколы, думая, что они им еще когда-нибудь пригодятся.

Ганс так не думал, но ничего говорить не стал – он был занят игрой на дудке.

А на следующий день москвичи проснулись в другом городе. Никто никуда не торопился. Было так тихо и спокойно, как не было уже много лет. Все улыбались друг другу, никто не дергался и не излучал агрессию. Еще через пару недель все узнали, что перестали расти цены на нефть, потому что пропали биржевые клерки, никогда живой нефти в глаза не видевшие, а только дурачившие всех своими фокусами с трехмесячными фьючерсами и нагонявшие мандраж на настоящих нефтяников.

По той же причине перестали расти цены на продукты питания, а цены на квартиры даже поползли вниз. Из киосков исчезли глянцевые многосисечные журналы, а из телевизора – попса. С домов сама собой облезла реклама. В магазинах появились трехлитровые банки с настоящим соком и пропало поганое пойло в тетрапаках.

Все вздохнули с облегчением и поняли, что Ганс не зря получил свои деньги.

– Только бы они не вернулись, – сказал кто-то и сплюнул три раза через левое плечо.

Другие согласились с ним и постучали по дереву.

Но Коржик знал, что они не вернутся. Он видел, чем закончилось дело. Ганс довел клерков до обрыва, как раз к тому месту, где Россия нависает над Европой и Америкой.

– Получите обратно, – негромко сказал Ганс в пространство, ни к кому не обращаясь.

Говорил он по-русски и совершенно без акцента.

– Нам чужого не надо! – добавил он.

А затем повернулся к клеркам и гаркнул:

– Всем фиксировать прибыль! Экономика вступает в рецессию, рынки накануне спада, волатильность высокая. Инвесторы перекладываются в драгметаллы!

Клерки заблеяли и послушно посыпались с обрыва, прижимая к груди портфели, уцелевшие анализы, ноутбуки и дыроколы. Некоторые, не приходя в сознание, продолжали читать народные клерковские газеты «БарыгаЪ» и «Неведомости», другие натужно кнопили смартфоны и КПК.

Когда с обрыва упал последний клерк и улеглась пыль, Ганс исчез, словно растворился в воздухе.

Что стало с клерками дальше, никто так и не узнал. Коржик не захотел смотреть вниз, чтобы и самому не свалиться, а мейлов и смс от них не было. Только он никак не мог взять в толк, что же все-таки произошло с ним самим – ушел ли он с клерками или остался в Москве? Если ушел, то, может, ему тоже следовало броситься с обрыва вместе со своими братьями? А если остался, то откуда ему известно, чем все закончилось?

Потом он вспомнил, что уехал из Москвы с ворованными деньгами, а значит, все-таки бросился с обрыва, только с другого.

Подъезжаем к Белгороду! – объявила проводница. – Мужчина, вставайте! Коржик продрал глаза и посмотрел в окно. Была уже ночь, показались окраинные огни города. «Поздно объявила, – подумал он, – наверное, сама проспала». Немного болела голова. Он решил, что его продуло от окна.

Он спрыгнул с полки и стал спешно собираться. Соседи спали. Женщина лежала лицом вниз, а мужчина накрылся почти с головой. Закинув рюкзак на спину, он взял сумку и из дверей еще раз оглянулся на купе – не забыл ли чего? Ему показалось, что попутчики какие-то не такие – те, вроде, были похудее. «Это от одеял», – решил Коржик и пошел к выходу.

– Билет нужен? – спросила проводница.

Коржик на секунду задумался.

– Да.

Она порылась в дерматиновой папке с кармашками и протянула ему сложенный в двадцать восемь раз билет.

Он зашел в здание вокзала и посмотрел расписание. Первая электричка на Харьков отправлялась в пять тридцать утра. «Нужно сдать вещи», – подумал он.

Поставил сумку в окно камеры хранения. Служащий взялся за ручки и одновременно окинул его взглядом.

– Рюкзак будете сдавать? – спросил он.

– Нет.

Он отнес сумку на стеллаж и стал выписывать квитанцию:

– Фамилия?

Коржик едва не сказал «Фролов», но вовремя вспомнил, что Фролова больше нет. По крайней мере, на некоторое время.

– Погребняк, – назвал он фамилию из украинского паспорта.

Все его следы обрывались в Москве. Там он пропал вместе с деньгами. Толян должен думать, что его ограбили и убили.

Он пошел в зал ожидания. Остаток ночи предстояло коротать здесь. Можно было пойти в гостиницу, но ему не хотелось светить паспорт, даже украинский.