Виктор Ремизов - Кетанда

— Давайте быстрее, остынет.

Серега и Мишка натянули свитера, сапоги, выползли на крыльцо и невольно зажмурились.

Солнце слепило. Все было укрыто свежим снегом. Ослепительно белыми были берег, лодка, вся тундра. Озеро, хорошо видное отсюда, вчера еще черное, синело в пушистых берегах. Низенький жесткий кустарник за балком был похож на хлопковое поле. И над всей этой красотой размахнулось громадное синее небо. Ни облачка на нем не было.

— Да-а! — Серега полез за сигаретами. — Наконец-то!

Молча пили кофе. Смотрели на тундру, на тихую речку в белых кудряшках кустарников по берегу.

— В тундре вот что главное, — сказал Серега, задумчиво глядя вдаль, — сюда надо приезжать небо смотреть. Его здесь много… когда оно пасмурное, то прямо как под каток попал. А когда вот так, то… прекрасно… — помолчал и добавил: — прекрасно! А есть же наглецы, — повернулся он к Мишке, — которые берутся вот такое изобразить! Художники всякие! Разве ж это возможно?!

Они курили и щурились, как коты. Солнце разливалось по бескрайней заснеженной равнине, золотило тонкий ледок у берега. Воздух был прозрачным как слеза, впервые за все время напоенный солнечным светом. И по-осеннему, или даже по-зимнему, уже холодным.

— Меня поздней осенью такая тоска иногда берет, — нарушил Мишка эту благость, — вот в такую погоду, когда небо чистое и хорошо. Сердце забьется от какого-то непонятного счастья, — он выронил окурок, посмотрел, как он гаснет в снегу, — пацаны мои перед глазами встанут… так, чем-то своим заняты… и защемит — даже слезы наворачиваются. Жалко чего-то. Свалишь отсюда, а они останутся. Как тут они без меня… а я без них? И не себя, — Мишка уверенно покачал головой, — нет! Любви, видно, жалко! Не станет, ведь, ее, получается! Они-то могут меня вспоминать, а я как же? На том-то свете любовь есть? А, Серег?..

— Да-а! — произнес Серега задумчиво, — у него тоже росло двое пацанов и еще любимица-девка, которой Мишка был крестным. — Должна быть! Любовь. Куда же без нее.

Васька собрал кружки и пошел к воде. У него были две ясноглазые белобрысые девчонки. Обе умницы и отличницы. Он о них часто думал, но вслух говорить не любил. Только если выпивал лишнего. Вчера, кажется, так и было. После бани они славно посидели. Он с утра вспомнил об этом и мучился. Присел, постучал кружкой по закраинке. Лед только с виду казался тонким — не разбился, трещинами пошел. Вдоль всего берега играла на солнце прозрачная полоса темного стекла. Вода с веселым бормотаньем под нее забегала и гнала плоские пузыри.

— О-й-й, — сладко потянулся Серега, — может, завалимся еще на часок, а Мишань? После бани-то как спалось! Ты что думаешь делать?

— Черт его знает? Дальше-то пойдем?

— Куда? — Серега надеялся, что Мишка уже не заведет этого разговора.

— На Пясину.

— А ты бензин смотрел?

— Смотрел.

— Ну?

— Километров на сто восемьдесят осталось.

— А до Пясины сколько?

— Примерно двести пятьдесят. Такая погода будет, можно и на веслах. А, дядь Вась?

Василий подошел, поставил кружку на стол, руки об задницу вытер.

— Да я ничего… речка только замерзает.

— Мишань, опять ты дурака валяешь, — возразил Серега благодушно, но и настойчиво, — семьдесят километров на веслах! А если зазимуем где-нибудь?

Они посмотрели друг на друга. Мишка понимал, что Серега прав. Молчал, о чем-то думая.

— А с вертолетчиком как договаривались? — спросил Васька.

— Это да, — Мишка достал карту, — рискованно маленько… если идти, то только до Пясины. Так и решали — или здесь, или там.

— И потом, если бы он точно знал, где мы, а так. — Серега посмотрел на речку, — где мы на этих двухстах километрах? А если правда замерзнет? Слышь! — он удивленно вскинулся на друзей. — Вы башкой подумайте! Как нас здесь искать-то будут? До Дудинки — триста верст! Мужики, кстати, в Дудинке, что говорили? Замерзнет! Вот!

Все замолчали, глядя на речку.

А она красивая была. Речка. Солнечная. Синела под синим небом. Манила куда-то в белоснежные дали! Обещала. И трепетали, и волновались души.

— Мужики, — заговорил вдруг Мишка ласково и уверенно, — чего мы бздим-то?! Что уж мы такого не видели, чтоб не пойти? Не встанет она быстро. Не бывает так.

Васька гладил пятерней лысину и улыбался. И радостно, но как-то смущенно и сосредоточенно улыбался. Как будто у кого-то далекого разрешения спрашивал. Серега стоял и смотрел вниз по реке. Курил. Потом повернулся:

— Ну скажи мне, что ты вообще в эту Пяси-ну уперся? Чем тебе здесь плохо? Баня! Рыбалка! В тундру вон сходим!