Макс Нарышкин - Про зло и бабло

Последнее было уже чересчур, так как стафу вовсе необязательно знать, на что дает ОК президент компании. Но зато теперь Кристина знает, что мое общение с богом носит вполне простецкий характер, и полномочий у меня, судя по разговору с Галой, немеряно. Апрувить можно все. Посылаешь из соседнего кабинета в кабинет босса письмо по электронке, где в подробном виде излагаешь концепцию идеи. Например: «Необходимо заказать четыре канцелярских набора для организации рабочего места стажеров. В соответствии с п. 32 инструкции каждое место практиканта, подготавливаемого к рекрутской вербовке в качестве будущего штатного сотрудника, необходимо оборудовать стандартным набором необходимых канцелярских принадлежностей. В данный момент в офисе PR-менеджеров отсутствуют вакантные наборы, в этой связи прошу вас дать разрешение финансовому отделу выдать отделу доставки необходимую сумму для приобретения четырех наборов». Прийти и сказать: «Надо четыре вертушки» вышло бы вчетверо быстрее, но зато по e-mail не получишь ничего не значащего «Я тебя услышал». Едва в мои уши попадает «Я тебя услышал», я быстро перевожу: «Пошел на хер». А по электронке получишь либо ОК, либо — «Нецелесообразно». Ждать ответа придется вдесятеро дольше, чем при личном разговоре, зато все ясно и понятно, и у босса нет возможности договориться с тобой таким образом, что в случае краха идеи ответственность пришлось бы делить поровну.

— А что на самом-то деле произошло?

Кристина распахивает в мою сторону глаза и, хотя в них еще дрожит слеза страха, говорит:

— Она не заметила красный треугольник.

Политкорректностью дышит каждая фраза любого из «семьи». «Не заметить» красный треугольник невозможно априори, поскольку любой канал, перекрываемый топ-менеджментом, визуально оформляется очень четко. Пропустить мимо внимания условный сигнал, запрещающий доступ к информации, будь то треугольник на дверях или папке, или файле, или просто теме разговора, нет никакой возможности. Однако дабы не травмировать слух стада, к которому принадлежу в полной мере и я, и не напрягать его воображение, вместо «внедрения в запрещенную зону» употребляют «не заметил красный треугольник». Так незаметно явное стремление лица нарушить корпоративные правила компании и намеренность выдается за ошибку. Но для эйчара это — условный сигнал, ибо его представителям хорошо известно, что страшнее преступления только ошибка. Выходит, девочка, желая того или не желая, вторглась в зону сокровенных интересов СОС.

— Это она неправильно сделала. Но как это было?

— Марина говорит, что перепутала шкафы. Ей следовало найти документы о продвижении «Убийцы рака» за 2005 год, за январь месяц, а она подошла к стеллажу с красным треугольником и начала искать там. А в это время в архив вошла Виктория Марковна и сразу подняла крик. Судя по всему, Марина не просто перепутала шкафы, а зачиталась чем-то, и Виктория Марковна не просто заметила, а длительное время наблюдала за ней… Хотя это только слова и ничего больше…

Сунув руку в карман, я вынул телефон и нажал кнопку быстрого вызова.

— Как ты, малыш? — как можно мягче спросил я, услышав голос Ирины.

Она держалась после криза бодрячком и даже засобиралась на работу, но я запретил ей даже подниматься с постели.

— И что было дальше? — я переключился на Кристину.

— Дальше Марину долго трясли в СБ, это продолжалось три дня, а после ей было объявлено, что проведена служебная проверка, что в работе ее обнаружено много огрехов и что если она хочет получить выходное пособие и «чистую» трудовую книжку, ей следует немедленно написать заявление об увольнении. Она отказалась, потому что через неделю она должна была уйти в отпуск по беременности и родам, и написала другое заявление. С просьбой ей такой отпуск предоставить, но… Но вы же сами понимаете, что было дальше…

— Да, конечно, эти сведения будут очень интересны Сергею Олеговичу, который о ситуации просто не знает. А Марина так и живет на Волочаевской?

Если хочешь встретить честную реакцию, вопросы нужно задавать неожиданно. Кристина машинально убрала с лица прядь волос и похлопала ресницами.

— Почему на Волочаевской? Она никогда на Волочаевской не жила. Она на Тополевой аллее в Кузьминках…

— Как так! — я рассердился, встал и направился к столу. Пошевелив в ящике бумаги, я выдернул «нужную» и устремил в нее тревожный взгляд.

— Волочаевская, восемь, квартира пятнадцать.