Монах помолчал.
— Сердце человека — глубоко. Думать, что ты сам можешь жить по своему сердцу — это наивность. Наше сердце ненасытимо.
— Ну, ладно, — сказал Митька. — Допустим. А как быть? Получается, нельзя жить на всю катушку?
— А молись. Молитва — это служение Богу. А по своей воле, независимо от Бога, действуй поменьше. И тогда Господь тебе все откроет. Постепенно.
— И что тогда? Что откроет?
— И тогда ты поймешь, что Он прав.
— Да я и так знаю, что Он прав.
— Не знаешь, а веришь. Если бы ты ЗНАЛ, ты бы ничего не искал, кроме Бога. Потому что в Нем все совмещается.
Митька пожал плечами.
— Наверное, так.
— А пока мы и Бога не знаем, и себя не знаем. Одно с другим связано. Если бы человек понял сам себя и с полной искренностью обратился к Богу — Бог тут же бы ответил. Тут же!
— Да я вроде обращался. Бывало такое.
— Нет, нет… Это самообман. Ты просто сам себя не знаешь… То, что нам приходится столько трудиться над молитвой — это только по неискренности.
— Неужто у меня так мало искренности? — не поверил Митька.
— Почти не бывает. У нас очень мало настоящей искренности. Все игра. Все самообман. Маска искренности. Поверь мне, когда человек начинает это понимать, он просто плачет слезами над самим собой.
Митька не понял, но покивал головой на всякий случай. Это была привычная неискренность.
— Увы, это так, — сказал Волшебник. — Если бы мы себя до конца знали — и магия была бы не нужна. Просили бы Бога — и получали.
— А можно же и так. Без этой смой искренности. Просить, просить… и получишь.
— Это можно… — сказал Волшебник. — Конечно, можно вот так, без конца повторять и повторять. Просите — и дастся вам. В каком-то смысле это даже самая лучшая техника… Самая надежная и универсальная.
— Но?… — спросил Митька. В словах Волшебника чувствовалось "но".
— Но это требует много сил. Я не говорю, что эти силы зря пропадают. Молитва идет на пользу, конечно. Главное — она согласует твои желания с Божественной волей. А в Боге совмещается несовместимое. Но волшебство проще. Ты же, когда хочешь выйти их дома, не молишься, чтобы шнурки сами завязались, а просто — берешь, и завязываешь, так ведь? Вот и я — когда мне нужно совершить чудо — то, что в обычном мире считается чудом — я просто говорю — и не сомневаюсь. Это, наверное, не столь полезно, как молитва, но гораздо практичней. В моем мире.
Митька вздохнул.
— А у меня не получается так.
— Получится. Научишься. Тебя пока увлекла молитва — и хорошо, молись. Хотя на самом деле молитва для нас важна только как оружие против бесов. Незаменимое. А творить чудеса можно и без молитвы — просто своей верой. Это и есть волшебство.
Митька опять вздохнул и покачал головой.
— А где ее взять — такую веру?… А зачем Господу, чтобы мы много молились? Почему Он так захотел? Мог бы просто давать сразу или почти сразу. Как помолишься.
— Да Он и дает иногда.
— А почему не всегда?
— Хочешь понять по-настоящему?
— Конечно.
— Мне думается, потому, что все наши прошения — это немножечко конституция.
— Не понял. В каком смысле?
— Когда мы получаем то, что просим, у нас становится меньше нужды в Боге.
— Ну, и что? Потом другого захотим. Если желания правда такие противоречивые, то это никогда не кончится…
— Почему не кончится? Неужели Бог не может дать нам все, что нам нужно. Но если мы получим все, что нужно, то будем совсем счастливы. И уже не о чем будет просить.
— Ну, и хорошо. И будем счастливы.
— Хорошо. Я к этому и стремлюсь.
— Так что ж плохого?
— Ничего плохого. Просто Бог отходит, когда у Него просят конституцию. Вспомни феерию. Король ушел, так? Пришли враги. А без Бога трудно молиться. Бог же дает молитву молящемуся. Потому через молитву трудно идти.
Опять у них с Монахом выходило одно и то же.
— А что же плохого-то? — повторил Митька. — Почему тогда Монах — не волшебник?
— Не могу объяснить за него. Я понимаю только, что если человек получает слишком быстро, сразу, то это не совсем хорошо.
— Почему?
— Мне думается, если это случится слишком рано, без особого труда, то человек остановится в развитии слишком рано. Много ли надо для счастья маленькому ребенку? В каком-то смысле, очень много. Родители при всем желании не могут удовлетворить все его запросы. А Бог, конечно, может. Но если дать ребенку все, что ему заблагорассудится, то он никогда не повзрослеет.
— Почему?
— Нет потенциала развития. Некуда развиваться. Все уже и так есть. Полное довольство. Хорошо, что Бог не дал мне все сразу. Сейчас я понимаю, что это — хорошо. А раньше обижался…
Читать дальше