Хьелль Аскильдсен - Бескрайний пустынный ландшафт

Вскоре по дому расползлась тишина. Я лежал, вперившись в одну точку, и видел бескрайний пустынный ландшафт — смотреть на него было больно: нескладный пустырь без конца и без края, который выстлал во мне все закоулки и теперь укутывал меня снаружи. Я открыл глаза, чтобы сморгнуть видение, но я так устал, что глаза слиплись опять. Все из-за лекарства. Я не боюсь, сказал я громко, просто чтобы что-нибудь сказать. Так я повторил это несколько раз. А больше я ничего не помню.

Проснулся я в сумерках. Гардины были задернуты, будильник показывал половину пятого. Дверь спальни приоткрыта, в зазор падает свет. На столике у кровати приготовлена бутылка воды, горшок поставлен так, чтобы я смог дотянуться до него здоровой рукой. Никаких уважительных причин будить Соню. Я включил свет и начал читать «Мегрэ и покойницу», оставленных для меня Соней. Вскоре я проголодался, но звать Соню было еще рано. Я стал читать дальше. К тому времени, как стрелки будильника доползли до половины седьмого, я потерял терпение и накопил досаду. На Сонином месте можно было догадаться намазать мне пару бутербродов, она же понимала, что я проснусь посреди ночи. Я лежал и вслушивался, но в доме было тихо. Я представил себе Соню, и во мне проснулся голод иного рода. Я видел ее отчетливее, чем мне довелось в жизни, и я не гнал от себя видения. Так я лежал долго, пока не зазвонил будильник. Я взял книгу, но не стал читать. Я ждал. Наконец позвал Соню. Она пришла. Запахнувшись в розовый банный халат. Я лежал с книгой в руках, чтобы она сразу увидела, что я проснулся давным-давно. Будильник звонил, сказал я. Ты так хорошо спал, сказала она, мне не хотелось тебя будить, боли есть? В плече, сказал я. Принести лекарство? — сказала она. Да, пожалуй, сказал я. Она ушла. Она была босая. И не цокала каблучками по полу. Я отложил книгу на ночной столик. Она вернулась с лекарством и стаканом воды. Приподняла меня за плечо. Мне было видно одну грудь. Потом я попросил подложить мне еще одну подушку под плечо. Ты такая красивая, сказал я. Так лучше? — сказала она. Да, спасибо, сказал я. Завтрак сейчас будет, только оденусь, сказала она. Не спеши, сказал я. Ты не голоден? — сказала она. Даже очень, сказал я. Она смерила меня взглядом, которого я не понял. Потом она ушла. И ее долго не было.

Когда она принесла завтрак, она была тщательно одета. На ней была свободная рубашка, задраенная доверху. Она заявила, что мне пора начинать сидеть прямо, и сунула мне за спину ворох подушек. Она изменилась. Она смотрела на что угодно, лишь бы не на меня. Поставила поднос с бутербродами и кофе на простыню передо мной, сказала: крикнешь, если что, — и ушла.

Поев, я решил не звать Соню: на этот раз ей будет позволено навестить меня по собственному почину. Я поставил чашку с блюдцем на столик, а поднос уронил на пол, она наверняка слышала грохот. Потом изловчился и вытащил подушки из-за спины. И теперь лежал и ждал, уже долго, но она не шла. Я подумал, что не спросил ее о матери. И что когда я поправлюсь, то стану жить один. Чтобы весь дом был в моем распоряжении, и никто не спрашивал, когда я ушел, когда вернулся, что делал, — чтоб не таиться.

Она все же пришла. Лекарство давно начало действовать и смягчило мой гнев. Я спросил, как там мама, Соня сказала: скоро встанет. Я думал, она в больнице, сказал я. Нет, все ушибы оказались нестрашными. Я поделился тем, что мать рассказала об отце. Сначала она уставилась на меня, точно не веря, потом вся оцепенела, даже взгляд, и сказала: какая… какая… дрянь! Меня потрясла столь сильная реакция, она же молодая современная девушка. Такое случается, сказал я. Она посмотрела на меня, как на придурка. Потом подняла поднос и поставила на него чашку и блюдце резкими злыми движениями. Только не говори маме, что ты знаешь, сказал я. Почему? — сказала она. Она просила не говорить тебе. Зачем же ты сказал? Я считал, что ты должна знать, сказал я. Зачем? — сказала она. Я не ответил, меня скребло раздражение, я тоже не выношу, когда меня ставят на место. Чтоб у нас была маленькая общая тайна, да? — спросила она таким тоном, который никак не мог мне понравиться. Да, сказал я, а почему бы и нет? Она прошлась по мне взглядом, на это ей потребовалось некоторое время, потом сказала: я думаю, мы ошиблись друг в друге. Жаль, сказал я и закрыл глаза. Я слышал, что она ушла и хлопнула дверью. Ее не затворяли с того дня, как меня привезли из госпиталя, и Соня знала, что это я попросил держать ее открытой. Я и так был зол, а эта выходка с дверью раззадорила меня того пуще. Тоже мне цаца, катись отсюда, без тебя обойдусь! — думал я. Не настолько я беспомощен, чтоб сносить что угодно. Я тебе ничего не сделал!