Пьер Ассулин - Клиентка

Серьезный, угрюмый, даже испуганный, он один не улыбался, решительно непричастный к общему веселью. Угол съемки не позволял прочесть название попавшей в кадр вывески. Кроме того, поскольку парень находился на втором плане по отношению к главному действующему лицу, он был как бы окутан туманом, делавшим его изображение довольно расплывчатым. Тщательное изучение этой части снимка с лупой в руке пролило свет на тайну. Изгоем карнавала, единственным человеком, не принимавшим участия в этом разгуле, оказался не кто иной, как господин Адре, владелец магазина «Восемь отражений».

Я частично разложил свои записи на полу квартиры, частично приколол кнопками к стенам, а остальные развесил на проволоке с помощью бельевых прищепок. Таким образом, я рассчитывал обозреть все, что не давало мне покоя на протяжении нескольких недель. Эта история стала моей головоломкой. Я один был способен ее решить. Или не решить. Ведь никто другой, кроме меня, не был так одержим этим желанием.

Если не вникать в суть дела, мой урожай казался внушительным. Части головоломки с трудом складывались в единое целое. Наша жизнь похожа на город. Чтобы ее постичь, надо в ней затеряться. Я получил то, что хотел. Путеводитель для заблудших овец не помог бы мне отыскать выход из лабиринта. Драма разыгралась в центре Парижа, на улице длиной в триста метров, на пятачке между тремя магазинами, бистро и церковью. Франция в миниатюре. Но когда я закрывал глаза, в моей голове вырисовывалась четкая картина. Необыкновенная картина, сочетавшая в одной и той же плоскости действительность и ее отражение.

Я видел женщину неопределенного возраста, которая шла по улице. Она остановилась у витрины зеркальной лавки. Зеркало, от которого она отводила взгляд, посылало отраженный сигнал ее тела, но не души. Подобно святому Георгию из местной церкви, цветочница была фигурой без лица.

Когда я снова открыл глаза, меня охватило странное чувство. Никогда еще я настолько ясно не осознавал свое призвание биографа, как сейчас, когда поиски увели меня так далеко от точно обозначенного маршрута. Передо мной открывался новый путь. Здесь было чуть меньше Истории и немного больше историй. Ничто уже не могло меня остановить. Мое время пришло. Когда ты способен на все, но ничего не происходит, разум начинает сдавать. Его свет меркнет, окончательно выбивая нас из колеи, когда мы начинаем понимать, что некоторые слова, очевидно, опалены незримым и страшным огнем.

Я снова уставился на свою головоломку. Она была почти завершена и напоминала не до конца прожитую жизнь. Мне недоставало лишь одного, но очень важного фрагмента, центральной детали, из-за которой весь труд может пойти насмарку, стоит лишь неосмотрительно поместить ее не туда, куда следует. После этого остается разве что все начать сначала. Или отказаться от своего замысла раз и навсегда.

На следующий день я отправил фото зеркальщику по почте. На обратной стороне снимка, после долгих раздумий, я написал четыре слова в духе его излюбленных заумных изречений: «Per speculum in aenigmate» [18] Через зеркало к тайне (лат.). . На клапане конверта значились мое имя и адрес. Без каких-либо уточнений. Отклик не заставил себя ждать. Когда зазвонил телефон, я сразу понял, что это господин Адре.

— Что вы собираетесь с этим делать? — спросил он с ходу.

— Опубликовать в крупной газете в рамках большой статьи.

Последовала пауза.

— Вы расскажете обо мне?

— Непременно.

Снова пауза. Она показалась мне бесконечной.

— Мне бы не хотелось, — решительно продолжал он. — Это не в моем вкусе.

— У меня нет выбора. Если вы мне поможете, доля допустимых погрешностей окажется незначительной. В противном случае потом пеняйте на себя. Будет слишком поздно. Поймите правильно: мотор заведен, машина несется на полной скорости, и я уже не в силах затормозить. Поэтому я пойду до конца.

— И все это лишь для того, чтобы понять? — осведомился он с сомнением. — Вы можете меня заверить, что за этим не кроется жажда мести, желание скандала или нечто другое?

— Клянусь вам.

Зеркальщик не хотел, чтобы соседи увидели нас в его магазине, и не желал появляться в моем обществе в кафе. Меня же не устраивали признания по телефону. Мне непременно следовало увидеть господина Адре хотя бы мельком, в профиль или даже со спины. Я должен был его почувствовать, прикоснуться к нему, если потребуется, чтобы лучше разобраться в том, что он собирался мне сказать. Когда я понял, что больше всего моего собеседника смущает очная ставка, я предложил ему компромисс.