Лебедев Andrew - Любовь и смерть Геночки Сайнова

И полюбил на всю жизнь, сохранив это свое обретенное тогда чувство…

С этим и заснул…

Заложив руки за голову, подальше от напрягшихся воспоминаниями чресел. …

Заснул и его друг Алексей…

А утром, проснувшись, сказал:

– Знаешь, мне приснилось, что у меня дочь, и что ей должны отрезать ногу.

– Дурак, пить надо меньше! – ответил Геннадий.

В этот день были похороны.

А сперва надо было ехать в аэропорт – встречать тестя с тещей из Байкальска.

Тяжелый, трудный предстоял день. ….

Марианна Евгеньевна, такая высокая, статная, в преклонных годах не растратившая своей женской красоты, и будучи седой, никогда не красившаяся, потому как была совершенно хороша тою крайне редкою специфической красотой, какой бывают хороши разве что только и в шестьдесят лет следящие за собой кинозвезды, вдруг сдала…

А Николай Александрович, тот вообще стоял в церкви словно африканский зомби.

Совсем не живой – желтый весь, как завсегдатай гепатитного отделения Боткинской больницы.

В церкви Марианна Евгеньевна держалась. Не плакала. Только прижимала черные кружева к уголку рта и все мелко кивала, словно соглашаясь с распевными возгласами батюшки отца Василия.

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!…. Новопреставленной рабе Божией Анастасии… Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

А на кладбище Марианна Евгеньевна отпустила вожжи. Упала на гроб, зарыдала на крик:

– Настя, Настенька, не уберегли тебя, Настенька!

Гена вздрогнул, крик тещи относился явно в его адрес.

Он шагнул было к Марианне Евгеньевне, но твердая рука Николая Александровича удержала его.

– Пускай поплачет, пускай попрощается, вторую дочь свою хороним, Гена, вторую, такая доля у нас с Марианной, обеих дочек своих пережили, пора и нам во след…

Геннадий больше беспокоился за тестя.

У него вообще уже два инфаркта было… И как раз за неделю до Настиной смерти теща звонила, жаловалась, мол хворает Коля. А тут такое, да шестичасовой перелет, да ночь без сна…

А в больницу то отправили не тестя, а Марианну Евгеньевну.

На поминках она совсем черная на лицо стала.

И за столом вдруг бросила Геннадию в лицо, – ты ее не уберег, разиня, ты ее не уберег! И ответь мне, где сын Настин!?

А потом и совсем плоха стала.

Закричала, – тыж услал его в Америку, потому что знал, что не твой это сын, что Кирюшка у Настеньки от Равиля, от Равиля Ахметовича! Ты его и не любил за это!

Ах, зачем она это!?

И при всех!

Первую скорую, что бесплатная муниципальная – Николай Александрович к жене не подпустил.

Распорядился вызвать платную.

Те приехали, долго смотрели, выспрашивали анамнез, сняли кардиограмму, потом звонили какому-то авторитетному своему консультанту и наконец поставив диагноз – почечная колика на фоне гипертонического криза, посоветовали отвезти Марианну Евгеньевну в больницу.

Гена с тестем держали совет и решили уступить просьбе самой Марианны Евгеньевны, оставить ее дома в Настенькиной спальне.

Врачи сделали теще пару уколов, оставили отнюдь не дешевых лекарств и удовлетворенные гонораром, уехали…

Марианна Евгеньевна успокоилась.

А потом позвала к себе Алексея.

– Леш, ты прости меня за выходку мою, прости…

Она держала руку Коровина в своей и глядела ему в глаза.

– Леш, ты поезжай в Америку, я тебя прошу, я верю тебе, ты был Насте другом…

Привези нам с Колей внука, привези! ….

Господа офицеры Князь цу Сайн Фон Витгенштейн дважды бывал в России.

Летом сорок первого, когда в составе пятьдесят четвертой бомбардировочной эскадры шестого воздушного флота он барражировал небо над дорогами Смоленщины…

И нова летом… Но уже сорок третьего.

К июню в районе Курска у русских сильно активизировалась ночная авиация.

Активизировалась настолько, что не смотря на упорные сражения с армадами британских "ланкастеров" в небе Германии, Главному командованию Вермахта пришлось перебросить две эскадры ночных истребителей из Бреслау и Эрфурта в курские ковыльные степи…

В новой для себя должности командира группы пятой эскадры ночных истребителей, уже в первую же неделю "цу" сбил четыре советских ДБ-3 и одну американскую "суперкрепость"

А в конце июня его группу перебазировали под Орел.

И в ночь с 24 на 25 июня Генрих сбил сразу семь бомбардировщиков. Этот боевой эпизод даже попал в официальную сводку Главного командования вермахта. В ней говорилось: "За истекшие сутки на одном из участков Восточного фронта, гауптман цу Сайн фон Витгенштейн сбил семь вражеских самолетов. Это самый высокий показатель побед, одержанных когда либо в одном ночном бою".