Лебедев Andrew - Эдельвейс

– Сработало! – прошептал Игорь.

– А ты думал, командир! – весело ответил Бхуто, – с такими орлами разве не сработает!

Назад спускаться было куда как веселей!

Спускались уже в связках, со страховкой.

Да и легче уже было – за минусом веса тола и гранат.

Но самое главное – на душе легче было.

– Похоронить товарищей надо, – сказал Тетов, когда группа спустилась на дно ущелья.

Двоих абхазцев – Георгия Чвелия из Псоу и Василия Ашба из Эшер нашли лежащими на камнях.

Игорь поглядел наверх – метров с сорока упали. Это без шансов…

Ребят положили под горой и над каждым соорудили по горке из больших камней.

Только шоферика нигде не было видно.

– Где же Борзыкин? – недоумевал Игорь, – где шоферик?

Игорь поглядел на Бабоа, – ты же за ним следом шел.

– Ну шел, и чего теперь? – хмыкнул Бабоа.

И тут до Игоря дошло.

Он поглядел вдруг на длинный кинжал, что всегда висел у абхазца на поясе…

Поглядел и все понял.

– Где же ты его оставил? – спросил Игорь.

– Вон там, – ответил Бабоа и показал рукой на карниз.

Солнце уже взошло и ярко освещало теперь ту стену, по которой сегодня ночью они карабкались наверх к своей победе.

Игорь приложил к глазам бинокль и увидел ногу в ботинке и обмотках. Всего тела видно не было – его закрывал карниз.

В зеленых обмотках, какие были у шофера Борзыкина.

– Плохо, не похоронили, – заметил Игорь.

– Птицы склюют, – сказал Бабоа.

И добавил:

– Похоронку подписывать станешь, командир, – родным его напиши, что в бою смертью храбрых, ладно?

– Ладно, – ответил Игорь.

И они пошли назад.

К своим.

Оставив в ущелье двоих героев и одного труса. …

Волленгут, бабушка Фрицци – ужасно страдал из-за того, что не мог сам отвезти Клауса в госпиталь.

Клаус хоть и порывался сперва после перевязки остаться в роте, но санитар Йоган Хильдеман, когда осматривал рану, категорически настаивал на срочной эвакуации оберлейтенанта в тыл.

– Пуля хоть и навылет, – сказал он, но выходное отверстие очень большое и рваное, рану необходимо обязательно зашить, да и крови "фон" много потерял.

Волленгут горячо опрощался с "внучком" и отправил Клауса под присмотром веселого поджигателя Хайнрици.

Сперва до штаба 91-го полка Клаус ехал верхом на вьючном муле, на котором артиллеристы возили ящики с боеприпасами.

А от штаба в Теберду шла машина – Фольксваген "кюбель".

От потери крови у Клауса кружилась голова.

Хайнрици он отпустил еще по прибытии в штаб.

Теперь он ехал вместе с еще двумя ранеными офицерами и сопровождавшим их фельдфебелем-медиком.

До Теберды было два с половиной часа езды.

Машину трясло и рана невыносимо болела.

Но страдал не только он.

Капитан с раной в левом боку все время стонал, на каждом ухабе, на каждом камне, попадавшем под колесо "кюбельвагена".

На остановке, которую шофер в форме ефрейтора горных егерей сделал, чтобы залить в бак канистру бензина, фельдфебель-медик сделал капитану укол морфия.

– Вам сделать тоже? – спросил он Клауса.

– Мне? – переспросил Линде, – нет не надо, мне не больно, сказал он. …

В Теберду приехали в пятом часу пополудни.

На въезде в городок у поста фельджандармов спросили, где госпиталь.

Унтерофицер военной полиции искренне удивился, услышав слово "госпиталь".

– Но в штабе нам сказали, что офицерский госпиталь здесь в Теберде.

– Они могли ошибиться, – ответил жандармский унтер.

Комендатуры в городке еще не было, зато на площади в здании бывшей школы фельдфебель-медик с шофером обнаружили штаб полка "Бранденбург".

– Где здесь госпиталь? У меня три раненых, один из них тяжелый, – спросил фельдфебель-медик дежурного унтерофицера бранденбуржцев.

– Госпиталь? – удивленно поднял брови унтер, – может вы имеете ввиду детский санаторий, который теперь освобождают под будущий госпиталь?

– Мне все равно, – устало сказал фельдфебель-медик, – мне теперь хоть и в детский санаторий… …

Возле большого по здешним меркам, обмазанного снаружи белой штукатуркой двухэтажного здания, в котором по информации, полученной в штабе бранденбуржцев находился детский санаторий, происходила какая то возня.

Возле деревянных ворот во двор санатория стояли два крытых брезентом грузовика "Опель-блиц".

И вокруг этих грузовиков суетились какие то военные и гражданские, причем гражданские были женщинами в белых халатах.

Они что-то кричали.