Лебедев Andrew - Трамвай желанiй

Когда-то, всего несколько лет назад, в этом месте находилась самая сложная трамвайная стрелка в мире. Весьма мудреная конструкция, позволявшая поворачивать в любую сторону трамваям, выезжавшим на перекресток с любой из четырех сторон. И при этом, разумеется, движение вагонов осуществлялось в обоих встречных направлениях. Это необычное устройство тоже попало в Книгу рекордов Гиннесса.

Дул сильный ветер и, запахнув плащ, Антон направился к трамвайному парку имени Леонова, он же – Василеостровский. Ох, как же давно он там не был. Наверное, с тех пор, как десятилетним мальчишкой крался к забору, стараясь во всех деталях рассмотреть жизнь столь загадочного и притягательного для него трамвайного мира.

Этот парк стал первым по-настоящему трамвайным парком города. Именно туда, в трампарк на Среднем проспекте, укатила после удачного дебюта на рейсе между Главным штабом и Большим проспектом Васильевского острова резвая "четверка".

Здесь с 1922 гола работали Центральные вагоноремонтные мастерские, и именно здесь родилась легендарная "американка", ходившая по ленинградским улицам почти сорок шесть лет. Правда, к тому времени парк уже носил имя депутата Петросовета вагоновожатого Александра Леонова.

Антон неплохо знал историю петербургских трамваев и решил, что в парке представится журналистом, собирающим материалы для публикации в журнале, он даже на всякий случай захватил с собой фотоаппарат "Смена", которому было уже сто лет в обед. Относительно его работоспособности у Антона были серьезные сомнения. Но какой же журналист ходит без фотоаппарата! Впрочем, как вскоре выяснилось, эта сомнительная конспирация была ему совершенно ни к чему.

– Э, милый, это тебе в "Блоху" надо идти. Мы нынче, как его, слово-то такое еще есть… филиал, вот, – сообщила ему толстая дворничиха. От нее изрядно разило перегаром, и Антон уже и не знал, куда ему деваться. Но просто повернуться и уйти казалось невежливым.

"Во-во, только "Блохи" мне и не хватало. На Большую Посадскую переться. Поиграю в Ильича. Да здравствует революция, самая великая и прекрасная в мире революция!", – тоскливо думал Антон.

Трамвайный парк имени К.Н. Блохина, он же Петроградский, действительно сыграл важную роль в Октябрьской революции. На трамвае то ли двадцатого, а может, и двадцать первого маршрута пробирался в штаб революции Смольный со своей последней конспиративной квартиры Владимир Ильич Ленин. Прокатился от Первого Муринского проспекта до Боткинской улицы, а там вышел, через Литейный мост пешком, наверное, шел, а трамвай поехал отдыхать в парк. А вот если бы не повезло вождю с трамваем, то мог бы и вовсе из-за этого опоздать в Смольный, и мировая история бы, глядишь, покатилась по совсем другому маршруту.

– Мы ж закрылись, уже, чай годка два минуло, – продолжала тетка, попыхивая прямо в лицо собеседнику "беломориной". "Аполлоном", что ли, угостить, все не так воняет", – пронеслось в голове у Антона.

– Теперь вот почти и не парк, так – "блошиный" отросток. Но у нас музей есть и вагончики всякие старые.

Глаза у Антона загорелись, и дворничиха вдруг насторожилась.

– А тебе зачем это все, милок?

– Да я журналист, – начал неуверенно мямлить Антон, статью вот пишу…

– А, так ты, может, и про меня напишешь? Прославится тетка Нюрка на старости, внукам будет что рассказать. Жаль, по телевизору не покажут.

– Может, еще и покажем, – Антон вновь обрел уверенность в себе. – А как бы так взглянуть на эти ваши вагончики. Вдруг среди них и счастливый какой окажется, а?

В музей Антону удалось попасть только через два дня. Он, как завороженный, внимательно осмотрел коллекцию ретровагонов.

Но, увы, того самого счастливо-несчастливого вагона, в котором перевернулась, пошла, словно трамвай, по другому пути жизнь четверых ребят, в парке не оказалось. Антону удалось выяснить, что его списали и отправили на слом.

Вспыхнувшая было надежда обернулась горьким разочарованием.

"Ну почему, почему я такой невезучий? – думал он, бредя по до боли знакомым улицам к метро. – Что же мне теперь делать?" Домой идти не хотелось. Стыдно смотреть в глаза сыну и жене. И он пошел в кабак на Тучковом.

Он шел и все глядел вперед.

И все вперед глядел.

Не спал, не ел, не спал, не ел,

Не спал, не пил, не ел.

И он пошел в Петрозаводск,

Потом пешком в Торжок,

Он догадался наконец, зачем он взял мешок.

Строчки путались у Антона в голове. С чего вдруг он вспомнил Галича? А может, взять и исчезнуть? В омут головой? С моста в воду? Для чего жить?