– С кем это с ними со всеми? – изумленно приподняв брови, спросил Добкин, – тебе бы, Ася, не буфетом заведовать, а следственной частью.
– Да ну вас всех, – махнула рукой Ася, – я женщина слабая, куда мне.
– И правильно, – кивнул захмелевший Сан Саныч, – живым надо жить и жизни радоваться.
Сан Саныч уже минут десять как все примерялся к Ирочкиным грудкам, как бы плечиком так прижаться к ним невзначай, да надавить…
– Живым надо жить и извлекать уроки из ошибок тех, кто уже неживой, – подытожил Добкин.
Он тоже уже минут пятнадцать как закашивал свой замаслившийся взгляд в совсем не траурное декольте ответ-секретаря Ирочки Дробыш.
– Ася, а включи кА нам эту, Европу Плюс, что ли? Может потанцуем, Ирина, айда медленный танец со мной забацаем, – сказал ВРИО главного.
– На поминках? Танцы? Да вы что! – недоуменно пожав плечами удивилась Ася.
– Да чего уж, – махнул рукой Добкин, – включай, покойный бы нас правильно понял.
Ася вздохнув, пошла к буфетной стойке.
– На этих поминках, последнее спасибо Летягину, хороший он был человек, я в буфете недельный план по закускам и по коньяку сделала, – включая магнитолу, подумала буфетчица.
– Мертвым – кладбище, а живым-живое, – подумал Сан Саныч, подливая себе загадочного Хеннеси и ревниво глядя, как новый ВРИО главреда тащил мягкую Ирочку на паркет…
Ноль-второй борт авиаотряда "Россия" администрации президента работал сегодня по чартеру.
Зарабатывал деньги.
Впрочем, работал президентский экипаж не столько ради денег, сколько для практики, для налёта. Чтобы руки пилотов штурвала не забыли.
Летчикам практика нужна, и летать надо не только когда премьеру или министру иностранных дел за рубеж понадобится. Летать надо как можно чаще, а то отвыкнут от неба соколы. Так пускай уж тогда с пользой летают, возят заодно и людей…
Большой президентский Ил летел почти пустой, вез в этот уральский город команду спортсменов на соревнования.
Ви-ай-пи салон был, как обычно в подобных случаях – закрыт, а в середине фюзеляжа в расслабленных непринужденных позах расположилось десятка три молодых людей в одинаковой командной спортивной форме, и с ними дюжина менеджеров, тренеров и массажистов.
Работы у бортпроводниц было немного.
Хватало только приставаний.
Что с этих безбашенных спортсменов возьмешь?
У них все хи-хи, да ха-ха.
– Нагнитесь ко мне, девушка, мне с сердцем плохо, я в вас влюбился.
– Принесите мне плед поспать и прилягте со мной.
– Бросайте своих летчиков, когда прилетим, айда с нами на базу, у нас весело.
На такой тип самолета положено шесть бортпроводниц.
Не зависимо от количества пассажиров.
Сколько аварийных выходов, столько и стюардесс.
Подать еду и напитки для сорока человек можно было управиться сегодня и вдвоем, поэтому работу девушки распределили полюбовно. Туда, то есть из Быково в Краснокаменск с пассажирами в салоне были Лена Булавина с Майей Сорокиной, а обратно – Аня с Олей.
Аня Гордеева и Оля Зайдлиц, поэтому, даже и не вставали после взлета со своих кресел.
Дремали кто где. Аня с Олей в хвостовом салоне, а старшая – Вера Дымшиц на кухне, возле кофеварки телевизор смотрела.
В шестнадцать тридцать командир экипажа летчик первого класса Леонид Максимович Островой вывел машину на точку начала снижения по глиссаде.
Аэропорт в Краснокаменске был оборудован новыми навигационными системами, позволявшими сажать машину в автоматическом режиме, но был световой день, видимость была отличная, и командир решил сажать машину вручную.
– Урал сорок семь, я ноль второй, я ноль второй, – вызвал вышку командир.
– Ноль первый, я "Урал сорок семь", слышу вас хорошо, – ответил КДП.
– "Урал сорок семь, я ноль первый, подтвердите 1001, подтвердите 1001" – запросил Островой..
Подтверждение кодом "1001" означало, что вышка видит их на своем локаторе.
– Ноль второй, я Урал 47, "1001" подтверждаю. Курс в расчетную 160 градусов, по давлению аэродрома 763 занимайте 2700.
– Урал 47, я 02, вас понял, в расчетную с курсом 160, занимаю 2700 по давлению 763, – ответил Островой.
– Что-то не производит полоса впечатления, что она у них две пятьсот, – сказал командир, обращаясь уже к своему правачу* – Анатолию Екимову.
– Говорят, что совсем новая полоса, только месяц как в эксплуатацию сдали, – ответил Екимов.
Оба пилота внимательно глядели на проекции ИЛС – на индикаторе лобового стекла.
Вертикальная линия показывала точность захода на полосу по курсу, а горизонтальная линия – показывала точность снижения по глиссаде. Пересечение же двух линий в пределах центрального кружка ИЛС свидетельствовало о нахождении самолета в равносигнальных зонах курсового и глисадного радиомаяков с точностью до трех метров…
Читать дальше