Andrew Лебедев - Гаs

Вобщем, расстреляли Петровича в горячках. Мы и ойкнуть не успели. А нас не тронули, мы же землемеры, народ крестьянам полезный.

Сухинин грустно улыбнулся. Его больше интересовало, как там Валечка Мамалыгина?

Её – молоденькую практикантку с четвертого курса вместо испугавшегося трудностей Сухинина поставили геологом в бригаду бурильщиков мастера Смирнова.

– Выебут? – думал про Валю Сухинин.

– Определенно выебут, – решил он, когда глухо громыхнул взрыв и дядя Митяй приготовился записывать в журнал показания их геофизики.

Сюрприз.

Тапером в Максиме играл популярнейший певец советских времен. Даже не верилось.

Ну и ну…

От жадности заказали разом чуть ли не все меню. От рябчиков и поросенка с хреном, от гурьевской каши и стерляжьей ухи до кваса со сбитнем и водки, настоянной на траве зверобой.

– Что не зъим, то понадкусываю, – глядя в меню, провозгласила Вероника.

На ней было облегающее короткое черное платье в блестках и черные замшевые сапоги на высоком каблуке.

Сухинин с Баклановым выпили водки под астраханскую икорку, а Вероника пригубила шампанского.

– Во всем этом есть какой-то русский декаданс, – сказал Бакланов, налегая на икру, – дух Дягилева и Бакса еще не повыветрился из этого Максима.

– Новые запахи, новые времена, – возразил Сухинин глазами показав на тапера, – слышите, какие мелодии этот советский поп-стар выводит?

Вот опять небес темнеет высь

Вот и окна в сумраке зажглись |Здесь живут мои друзья и дыханье затая |В ночные окна вглядываюсь я Тапер пел и играл, а Сухинин думал о Веронике. Вот она – его негасимый свет. Вот она – руку протяни и…

Я могу под окнами мечтать

Я могу как книги их читать |И заветный свет храня и волнуя и маня |Они как люди смотрят на меня Руку протяни и протянешь ноги. Нет, не убьют. Наоборот, может даже поцелуют. Но протянешь ноги от того, что закончится на этом выполненная жизненная программа.

Дальше жить будет незачем.

Я как в годы прежние опять

Под окном твоим готов стоять |И на свет его лучей я всегда спешу быстрей |Как на свиданье в юности моей Он мне дорог с давних лет И его яснее нет Московских окон негасимый свет Он мне дорог с давних лет И его яснее нет Московских окон негасимый свет Он мне дорог с давних лет И его яснее нет Московских окон негасимый свет* *(обязательная сноска) М.Матусовский – Российский декаданс номер два, – подытожил Бакланов.

– Почему номер два? – спросила Вероника.

– Помнишь, у Гребенщикова было, гарсон номер два? – вопросом на вопрос ответил Бакланов.

– А знаешь, что мне напоминает фамилия Бакланов? – нарушил молчание Сухинин. Он достал бумажник и в пачке наличных евриков отыскивал пару подходящих случаю купюр некрупного достоинства.

– Что напоминает? – поинтересовался Бакланов.

– У нас в партии много бывших Зэ-Ка работало бурильщиками, так вот на их жаргоне Баклан это дешевый уголовник, сидящий по несерьёзной статье.

– Это ты к чему? – возбудился Бакланов.

Сухинин не ответил, он нашел две бумажки по сто евро, спрятал бумажник в карман брюк и встав из за стола, направился к таперу.

– Сейчас что-то закажет, – предположил Бакланов.

– Пусть поиграется мальчик, – улыбнулась Вероника.

Она красиво нога на ногу сидела боком к столу и курила. На нее оборачивались. И даже старавшиеся сохранять бесстрастность официанты, те тоже заглядывались на нее.

Бывший советский супер-стар не стал кочевряжиться и не ломаясь, грянул своё некогда коронное.

Ленинград, Ленинград -кружевной узор оград Летний Сад, Летний Сад – белой ночи аромат!

Сухинин вернулся к столику с видом воина-победителя, возвратившегося из похода с богатой добычей.

– Спасибо,- поблагодарила Вероника, – надо этим москвичам показать, кто на Парижах хозяин, не всё им своим негасимым светом светить.

Когда Сухинин первый раз вернулся из экспедиции, ему хотелось всё наверстать.

Всё, что было упущено. Причем наверстать разом, чтобы догнать тех иных, кто на все время его отсутствия в Ленинграде спокойно впитывал в себя то, чего нету там в тундре, что есть только здесь. Только здесь – в виде ежегодных летних концертов Аквариума в ДК имени Ленсовета, в виде модных вечеринок у завсегдатаев ленинградского рок-клуба, таких как Гена Зайцев или Миша Дворянин, впитывать в себя то, что давали модные театры – Льва Додина на Рубинштейна и новый, набирающий силу театр на Литейном, впитывать и дух клубов и кафешек, танцевать с тонкими девушками под джаз в Джазовой филармонии Голощекина на Загородном, обедать в Тройке, наслаждаясь русским аналогом парижского Лидо, просто гулять по набережным, заблудившись где-нибудь в районе Крюкова канала и Новой Голландии.