Andrew Лебедев - Скотство и чуть чуть о плохих грузинах

Вообще, покуда Хованская с Васей благополучно предавались в Алискиной спальне радостям узнавания друг друга, Тина вдруг придумала интересный ход.

– Слушайте, робяты! – сама поразившись глубине креативной мыслишки, что пришла ей в ее кудрявую голову, на всю студию закричала Тина, – мы вытащим на шоу Максимову мамашу.

– Чего? – переспросил Тимур.

– Я тут поглядела в досье Тушникова, которое сперла у Лагутина, так там указано, что его мамаше в этом году как раз ровно сорок пять исполняется, поняли к чему я клоню?

– Пригласить мать Тушникова на наше шоу? – начиная понимать тонкий замысел Тины, восторженно воскликнул Тимур.

– И не только пригласить, но и раздеть ее на этом шоу, – заключила Тина, – а когда она разденется на камеру, пригласить в студию ничего не подозревающего Макса Деголяса.

– Ну, ты просто Макиавелли! – прищелкнув языком и повращав зрачками, сказал Тимур, – ты крутая.

– А то, – ответила Тина, – денег давайте, много денег понадобится.

Денег много никогда не бывает.

Beoucoup d'argent – jamais plus rien.

You never may say its too much money.

Но тем не менее, Иван Иванович уже давно достиг того состояния, когда деньги его совершенно перестали интересовать. И вообще ему давно все обрыдло, кроме, пожалуй власти, но которая тоже, кстати говоря, в последнее время стала что-то слишком обременять господина Полугаева.

– Зинаида, в театр! – распорядился Иван Иванович.

Ему нравилось выходить с Зинаидой, нравилось, когда те, кто их не знал, всегда оборачивались на них, настолько экстраординарной парой были они с Зинаидой.

Сам Полугаев был далеко не маленького росточка, не хрен какой-нибудь там, а нормальный мужчина, статный, хорошо сложенный, но рядом с Зинаидой, особенно когда она делала прическу, да вставала на пятнадцать сантиметров патентованного итальянского каблука, Иван Иванович выглядел Пигмеем. Настолько хороша собою была Зинаида во всех двух метрах ее красивого тела.

Ей удивительно шли вечерние платья с открытой спиной. У спортсменки Зины спинка была пряменькая, стройненькая, рельефная. И гордо несла она на длинной шее высокие накруты-навороты в стиле кремлевских парикмахерских восьмидесятых годов а-ля депутатка ХХV-го съезда.

Это Никасик со Славиком так Зине насоветовали, что глупо, когда женщина прячет свое достоинство и желает показаться ниже, чем она есть на самом деле.

– Это сродни тому, как некие лысые мужики зачесывают прядку и трижды зализывают – укладывают ее взад, вперед и по диагонали всей плеши своей, – говорил Зине Никас-Никасик, – а ты наоборот, не сутулься, как это делают высокие женщины и не становись на плоскую подошву, но наоборот, надевай семнадцать сантиметров снизу и накручивай у своей coifuress башню из волос, чтобы тебя отовсюду было видно…

Вобщем, Полугаеву нравилось, что на них с Зиной оборачиваются и даже пялятся, хоть это и… в некотором роде not polite и даже rude to stare. Так на одном очень важном рауте в МИДе на них оглянулся сам Британский премьер-министр, шепнув своему другу Владимиру, – I'm exited.

Но особенно любил Полугаев выходить с Зиной в Большой театр на закрытые для простой публики спектакли, когда Президент приглашал своих германских или английских друзей-партнеров поглядеть Лебединое озеро, и когда ложи и партер занимали люди сплошь из столичной элиты. Тогда Иван Иваныч любил садиться с Зиной не в ложе, что по табели о рангах соответствовала его статусу, но в относительно демократический партер, причем во втором или в третьем ряду. И умиляясь от адажио из первого акта, Иван Иванович не в меньшей степени умилялся тому факту, что сидевшие позади их с Зинаидой людишки, вынуждены были ерзать задницей и вертеть шеей, чтобы разглядеть что-нибудь из-за Зининой прически.

– Зинаида, сегодня в театр! – крикнул Иван Иванович.

Он и хаммер то ей купил не потому, что мода такая, но потому что это был единственно voiture conviendables – единственно подходивший Зинке экипаж.

– А что дают? – поинтересовалась Зинаида.

– Жизнь за царя, – ответил Иван Иваныч, и подумав, добавил, уточняя, – опера русского композитора Глинки.

– А кто будет? – спросила любопытная жена.

– Говорят, Кондолиза Райт с Лавровым обещались ко второму акту подтянуться.

– Мне одеть нечего, – капризно пожаловалась Зина.

– Не одеть, а надеть, – привычно поправил Иван Иванович, – надень бриллиантовое колье и серьги с большими брильянтами, те, что я из Израиля тебе прошлый Новый год привез.