– Господину что-нибудь нужно? – послышалось из-за спины.
Максим вздрогнул, и часть анализа тут же пролилась на пол мимо вазы.
– А? Что? – Тушников обернулся через плечо и увидал горничную в классическом строгом платье и белом переднике.
– Господину что-нибудь нужно? – повторила свой вопрос горничная.
Она стояла, склонившись в полу-книксене и скромно потупив глаза.
– Где тут у вас насчет пивка? – от волнения надтреснутым голосом спросил Максим.
Присядьте, барин, сейчас принесу, – ответила горничная и зашуршав юбками проворно скрылась за боковой дверью.
Максим машинально принялся растирать босою ногой ту лужицу, что он сделал на паркете.
– Вот, незадача,- подумал он и также машинально обеими руками прикрыл срамное место, – и куда это я попал?
– Извольте, ваше пиво, барин, – услыхал он грудной и удивительно приятный голосок юной горничной.
Она стояла в белом чепчике и с подносом в руках, как та знаменитая шоколадница кисти Жан-Этьен Лиотара, только вместо чашки горячего какао на подносе стоял запотелый бокал со светлым пенным лагером.
Максим отнял одну из рук от срамного места и не отрываясь, глядя в личико горничной, взял с подноса холодное пиво и с каким-то животным зубовным стоном, в три глотка высосал бокал до дна.
– Слушай, а где это я? – спросил Максим, ставя бокал обратно на поднос.
– Это дом господина…
И тут с уст юной горничной слетело такое громко – известное на Москве имя, что Максим вздрогнул, и снова захотел сделать пи.
– Слушай, а эта…
Максим запнувшись, неуверенно показал пальцем на потолок, подразумевая то место, туда где спальня в которой лежала по его расчетам его вчерашняя баскетболистка, – а эта? Кто она ему?
– Зинаида Сергевна? – переспросила горничная, и скромно улыбнувшись, пояснила, – она нашего барина Ивана Ивановича Полугаева гражданская жена.
– Типа жена? – нервно переспросил Максим, – а где сам?
– Иван Иванович сейчас в Австралии и в Китае на переговоры улетели, завтра обещались быть.
Максим слегка повеселел.
– Завтра, говоришь? – спросил он, беря горничную за подбородок, – а тебя это самое, можно?
– Меня? – лукаво стрельнув снизу вверх глазками, в свою очередь переспросила горничная, – меня можно, но чтобы только барыня не увидала…
***
Теперь, вспоминая давешные приключения, Максим начал сильно бояться.
– А если я ее заразил?
А в том, что он трахался с этой министерской женой безо-всяких контрацептивов, у него не было никакого сомнения, – а если я ее, да еще и эту их горничную заразил недолеченной своею микроуреаплазмой с трихомониазом? Убъют меня нукеры министерские?
И охваченный смятением чувств, Максим поехал к Исмаилу и Аджинджалу за деньгами.
***
***
Хованская строго соблюдала правила поведения, предписанные Эм-Ти-Вишным кодексом "модус вивендис".
Собственно это были не совсем буквальные правила этикета, но это был некий свод неписанных установок, что устно вкратце и на пальцах пересказала Алиске ее продюсерша Тина Демарская.
Правила были необременительными.
Каждый день, не раньше двух пополудни, потусоваться в самых дорогих бутиках на Рублевке и обязательно купить каких-нибудь тряпочек, непременно роняя и рассыпая возле кассы (чтобы видели папарацци) ворох из золотых и платиновых карточек ВИЗА и МАСТЕР всех известных и малоизвестных банков страны и зарубежья.
Потом – попить кофе или даже пообедать, где-нибудь в таком месте, где бывает столичный beaux monde. Ночью же, посетить два-три столичных клуба, если только на дворе не август и не декабрь-январь, когда оставаться на Москве просто неприлично, и когда весь свет выезжает либо на пляжи Кот-д-Азур, либо на горные склоны Анесси и Куршавеля.
И обязательно! И непременно один-два скандала в месяц, и чтобы на первую полосу Московского Комсомольца, чтобы не забыли.
Алина быстро освоилась со своими новыми обязанностями гламурной звезды.
Это было не так то и трудно.
На людях надо было через слово ругаться матом, особенно общаясь с продавщицами, маникюршами и визажистками, парковать машину или на середине улицы в третьем ряду, на автобусной остановке, или еще лучше, на трамвайных путях, если они там есть, и поставив "лексуса" таким образом, на час – полтора, милостиво включив мигающую аварийку, чтобы иные шоферы из черни знали, что надо объезжать, заходить потом к визажистке или массажистке, плюя на то, что людям ни въехать – ни выехать. Деньги? Мерить и считать деньги котлетами и рулетами, когда котлета – это пачка тысячерублевок, а рулет, это такая-же пачка, но уже стодолларовых банкнот скатанная в рулон.
Читать дальше