Andrew Лебедев - Проститутка Дева

Советника тоже по определенным причинам из числа подозреваемых исключили.

Макаров?

В других обстоятельствах бы Макарова и не тронули, но тут уж больно ценная информация утекла, утечка которой болезненно отозвалась не только на интересах Родины, но и на коммерции неких влиятельных персон.

Решили Макарова…

Услать на тихую малозначимую должность – на Родину, в город Москву. Тем более что жена у него была в положении.

Конечно, по странам да по континентам мотался всю жизнь – пускай на склоне лет поживет товарищ с семьей на дачке своей подмосковной! ….

К выбору дачи Макаров решил подойти самым основательным образом.

Доходы отныне у него были совершенно не того уровня, что прежде. Да и планировать жизнь теперь приходилось без расчетов на те бонусы, что Макаров отстригал с тех бизнесменов, чьи деловые переговоры с зарубежными партнерами он брался прикрывать, обеспечивая так называемое "информационное шефство".

Конец приходит всему, говорил первый шеф Макарова, генерал Алексеев. Далее, развивая свою мысль, Алексеев обычно приговаривал:

– Особенно неприятно, когда конец приходит половой потенции и получению больших материальных средств.

С половой потенцией у Макарова пока еще все было почти в норме. Особенно если он распалял себя мыслями о том, как его жена вступала в связь с двумя красивыми молдавскими строителями.

А вот конец получению бонусов от русских бизнесменов, которых он обеспечивал информацией об их зарубежных партнерах, этот конец сильно огорчал Макарова.

Приходилось урезать себя в мечтах.

Немножко не успел поднакопить, совсем немножко.

Еще бы годик поработать, и можно было бы купить коттедж в Барвихе или в Жуковке.

А так, пока реально высвечивались только коттеджи по Калужскому или по Киевскому шоссе.

Северные направления, вроде Ленинградского шоссе, Макаров вообще не желал рассматривать.

Ему хотелось дубовых и березовых рощиц и ласковой тихой речки вроде Москва-реки на отрезке между Звенигородом и Можайском.

Макаров хотел, чтобы к поездкам, к смотринам дачи присоединилась бы и жена.

Но Мария Витальевна отговаривалась под предлогом самочувствия и элементарного опасения за свой живот.

В пути всякое может случиться, а беременность в тридцать восемь лет дорогого стоит.

Макаров уехал смотреть очередную дачу.

А Мария Витальевна взяла телефон и решилась, наконец, набрала номер.

– Иван? Здравствуй, а я приехала, представляешь? Ты рад? Или ты не рад? Я смотрела твое шоу там, в Австралии, представляешь, там его можно было смотреть по спутнику. Я смотрела и вспоминала тебя. И думала о нас. Ты рад? Ты рад или ты не рад, что я приехала? Рад? Ну, хорошо… И я рада, что шоу ваше закончилось наконец… И что эта ваша девочка интеллигентная, как ее? Русалочка, что она выиграла миллион, я тоже рада. И то, что ты там ничего не выиграл, я этому особенно рада…

А то я ревновала… Там такие девочки были, ну, думаю, не устоит мой Иван, изменит мне! Ревновала, представь себе!

Ну да ладно, ты рад, что я вернулась? Рад?

А скажи, этой девочке, Русалочке, ей и правда миллион дадут?

Вот счастливая-то!

Такая молодая, красивая, умненькая и с таким приданым!

Ну так скажи, ты рад?

И знаешь, у нас есть повод встретиться.

Важный повод…

Никогда до этого Мария Витальевна не чувствовала себя настолько униженной.

Ведь ее никогда не бросали.

Ведь она была женщиной-даром.

Разве кто-нибудь добровольно откажется от женщины – божьего или ангельского дара?

От таких женщин, как Мария Витальевна, мужчины никогда не уходят. Мужчины, наоборот, цепляются за края одежды таких женщин, за ноги цепляются, ползая и умоляя: вернись, не уходи!

И вот Мария Витальевна, ни разу в свои тридцать восемь с половиною лет не брошенная никем, впервые ощутила этот позор, этот стыд, это унижение.

Унижение – просить, заискивать, уговаривать в последней надежде, что это всего-навсего каприз ее возлюбленного, его капризная поза, которую он вот-вот сменит на милость и вновь раскроет ей свои объятия.

Но Иван объятий не раскрывал.

– Так ты и правда решил жениться на этой девочке? – спросила Мария Витальевна, когда Иван наконец огорошил ее совершенно феноменальной новостью. – Ты женишься на этой Верочке? На Русалочке из вашего шоу? Это правда?

Мария Витальевна вдруг почувствовала огромное желание закрыть лицо, закрыть его хоть бы и руками, за неимением паранджи или хеджаба, потому что лицо ее начинало гореть от стыда.