Анатолий Приставкин - Радиостанция«Тамара»

В обеденный перерыв, подловив его за лабораторией на припеке жующим хлеб с луком, я предложил погулять и в дальнем соснячке за зелеными фургонами локаторов достал из-за пазухи заветный альбомчик, показал из своих рук первую картинку.

Тахтагулов заглянул и тут же вцепился в альбом и почти вырвал. Надолго припал к нему, забыв обо всем вокруг, я видел, как убыстрились его движения, как зажглись азартом глаза.

Реагировал он по-своему, громко чмокал губами, что-то восклицал, но чаще повторял почему-то: Зухра! Видно, запомнилась из недавно прошедшего фильма «Тахир и Зухра», но здесь по поводу особенно красивенькой складненькой японочки с грудочками в кулачок.

Мы потом и другим девицам дали свои имена, но японская обольстительная Зухра так и осталась самой желанной для нас обоих. Вот уж я не ожидал такой скрытой страсти от нашего тихони башкира, ведь у него, по всем данным, была семья.

Альбом он мне обратно не отдал, засунул по моему примеру глубоко за пазуху, произнеся торопливо, что он сейчас же, немедля переснимет все на пленку, а вечером возьмет ключ у начальника фотоотдела, чтобы отпечатать. А до поры, извини, так сказал он, я уж побуду с ними! И с этими словами опять извлек альбом, открыл на странице, где была изображена Зухра, поблескивая влажным глазом, нагло и лихо поцеловал ее в самую грудку и погладил ручкой – «Любимая!» – не без ерничества, конечно. Потом снова спрятал альбомчик, застегнул плащ и погладил потаенное место, показывая тем самым, что дорожит временным сокровищем, бережет и хранит его. Ну, а далее произошло так: мы, перемигнувшись перед звонком, чуть задержались и тут же заперлись в комнате фотографа, приступили к делу. А дела было много – надо было отпечатать всех любимых девиц, да не по разу, а по нескольку раз, и каждая из них вызывала у нас новый приступ влюбленности.

Разгоряченные необыкновенным делом, мы совсем забыли о времени и о том, где мы находимся, а между тем допуска-то мы для вечерней работы не имели и за спешкой совсем забыли подать заявку для такой работы. Фотолабораторию, как и полагалось, снаружи опечатали, поставили на охрану, но мы, ничего этого не ведающие, потеряв голову, печатали и печатали фотографии своих дам, подгоняя себя горячечным шепотом и перебивая друг друга: «Еще вот эту! Смотри, какая! А эта прямо на скале! А эта под парусом! А эта в гамаке!» Штамповали и ту, что на скале, и ту, что под парусом, и ту, что в гамаке… И много, много разных других. А имена давали им экзотические: Мэри, Сюзи, Анжела… Ну, а той красотке японочке, с узким разрезом глаз, смугленькой, миниатюрной, с детскими обольстительными ножками, с грудочками, торчащими торчком, мы так и оставили имя Зухра. Этих Зухр мы отпечатали больше всего, никак не могли остановиться.

Дело подвигалось к концу. Все фотографии были рассортированы по кучкам и мокрые – сушить мы собирались, конечно, дома – были разложены в лаборатории на столе, на полках, на стульях и даже на полу. В такой вот критический момент и раздался легкий стучок в дверь. Мы затаились, даже перестали дышать. А между тем услышали чьи-то шаги, подергивание двери, а потом кто-то снаружи вставил ключ, повернул, замок щелкнул, и на пороге появился инженер Трубников. Он ничего не спросил и вообще не произнес ни слова. Вглядевшись и узнав нас, окинул быстрым взглядом помещение, потом наклонился и поднял одну из фотографий, лежавших прямо у него под ногами. В то время как мы, оцепенев от неожиданности, в страхе взирали на него, он, приблизившись к лампе, не спеша и не без любопытства стал рассматривать наши изделия. Причем подробно, не пропуская ни одной и подчас приближая карточку поближе к глазам, чтобы лучше разглядеть подробности. Отложив последнюю из фотографий, он обвел глазами лабораторию и сосредоточился на нас с каким-то новым интересом, разглядывая ну почти как эти снимки.

– Так-с, молодые люди, – произнес врастяжку, но без какой-либо угрозы и даже не так громко, как привык. – Распечатывание, то есть тиражирование, явно аморальных порнографических изделий на работе! Вы хоть понимаете, что вы натворили?

Мы стояли потупившись. Еще бы не понимать! И не за такие грехи, а за невинный поцелуй в аккумуляторной был подведен под аморалку дежурный электрик. Его имя долго трепали на всяких собраниях, смакуя подробности, которые были или могли быть. А тут… В сотнях видов, словно специально выставленные для обозрения, демонстрировались наши Мэри, Сюзи, наши Анжелы и – двадцать бесстыжих грудочек любимой Зухры! Это ли не криминал, достойный сурового наказания! Изничтожат, сомнут, провернут сквозь общественную мясорубку, подведут под разрушительное и зловредное влияние вражеских голосов типа «Тамары» да выкинут из лаборатории, из нашего сверхсекретного института.