Александр Ширванзаде - Хаос

– Марта, – крикнул, наконец, Микаэл, – осторожней в выражениях. Эта женщина – жена нашего брата, мать его детей!

– О-го-го-го, вот какие новости! – воскликнула она, подпрыгнув в кресле. – Ты перешел на их сторону? Эта женщина и тебя приворожила…

Исаак только тут начал медленно снимать перчатку с левой руки. Это означало, что собирается прийти на помощь жене.

– Сегодня, – начал он спокойно, подмигнув Марте, чтобы та замолчала, – сегодня я поручил адвокату подать в суд.

– Что? – спросил Микаэл, угадывая, о чем говорит зять.

– Наше дело. Думаю, что пора.

– Нельзя ли еще немного отсрочить?

– Отчего же нельзя, – ответил Марутханян, бережно обмахивая колени, хотя они вовсе не были запылены. – Значит, он намерен добровольно выделить нашу долю – так, что ли?

Микаэл, ходивший по комнате, смерил зятя глазами,.уселся против него и, заложив ногу на ногу, спросил:

– Не мешало бы знать, о какой доле ты говоришь? Супруги переглянулись: несомненно, что-то случилось с Микаэлом.

– О нашей законной наследственной доле, – ответил Исаак, пожав плечами.

– Знаешь ли, я не хочу судиться с Смбатом, не пытайтесь сбить меня с толку!

– Что-о?! – вскричала Марта. – Ты не хочешь, так я хочу! Мои дети хотят!

– Ты не наследница и не имеешь права на долю. – Эге, этого еще недоставало! Нет, Исаак, моего братца, должно быть, вовсе сбили с панталыку.

– Может, ты вообще не желаешь начинать дело? – спросил Марутханян.

– Если хочешь знать правду, да, вообще не желаю, – ответил Микаэл.

– Интересно знать – почему?

– Так просто, не хочется.

Марутханян бросил на Микаэла долгий испытующий взгляд.

– Чего ты глаза таращишь! – возмутился Микаэл, ощущая взгляд его зелено-желтых глаз. – Неужели ты думаешь, что я так низко пал, что прибегну к мошенничеству против родного брата, чтобы набить тебе карман. Ошибаешься – я не подлец!

Марутханян беспокойно заерзал: он уверил жену, что контрзавещание подлинно.

– Не хочешь начать дело, к чему лишние разговоры? Вставай, Марта пойдем… Микаэл Маркович сегодня не в духе.

Микаэл в глазах зятя прочел какой-то злой умысел. Ему показалось, что пара отвратительных змей, гнездящихся в этих зрачках, строит ему какие-то козни.

– А знаешь ли, – произнес он, с трудом подавляя отвращение, – ты… ты дурной человек, прости меня…

Марутханян неестественно громко захохотал, и его сухой голос прозвучал, как свист холодного ветра. Свет от лампы падал прямо на его лицо и освещал продолговатую голову, похожую на тыкву.

– Это я дурной человек? Ха-ха-ха! – снова засмеялся он и поднялся. – Марта, пошли… Обязанности свои я знаю; я дурной человек, но знаю, как мне поступить…

– Микаэл! – вскричала Марта, удивленно глядя то на мужа, то на брата и не понимая подлинного смысла, их спора. – Ты оскорбляешь моего мужа, в уме ли ты?

– Прежде не был, а теперь, слава богу, в уме. Боюсь, как бы этот человек не съел твоего ума. Знаешь, он слишком жаден, о-о, чересчур жаден, он «се готов сожрать!..

– Посмотрим! – сказал Исаак, взяв шляпу с кресла. – Не пришлось бы тебе, Микаэл Маркович, раскаяться в своих словах.

– Ну ладно, оставь меня в покое, ступай…

– Что? Ты выгоняешь Марутханяна из дому? – произнес гость, ударяя шляпой по левой ладони. – Ну что ж, я дурной человек, так и не жди хорошего от меня. Марта, пойдем, я не скандалист…

Микаэл с молчаливым негодованием проводил сестру и зятя.

– Змея! – невольно вырвалось у Микаэла.

Он сразу почувствовал облегчение. Подложное завещание сильно мучило его, и в глубине души Микаэл давно уже хотел избавиться от этой обузы. Теперь он был рад – разом сбросил ее с плеч. Это был смелый шаг, – шаг, давший ему силу совершить другой, еще более смелый. Он посмотрел на часы – было восемь. В раздумье Микаэл приложил палец к губам и потупился.

Он подошел к столу и решительно нажал кнопку.

– Дома Смбат? – спросил он вошедшего Багдасара.

– Только что вышел.

– Подай пальто.

Микаэл наскоро оделся и твердыми шагами вышел из дому. Целых три дня он размышлял и колебался. Теперь он решил одним ударом разрубить узел. Будь что будет. Микаэл ставил на карту свою честь, и было бы ребячеством остановиться. Пусть думают о нем, что хотят, – он сделает то, чего требует совесть. Им овладела необычайная смелость. То, что он собирался сделать, перестало казаться тяжелым, неприятным, как третьего дня, вчера и даже час назад. Когда он выгнал Марутханяна, ему показалось, что сердце его теперь свободно от всякой робости.