Мерси Шелли - Худловары

И тут мы, наконец, подходим к книгам! Если верить в физическую передачу заразы через предметы, книги не обязательно читать. Но возможно ли, чтобы целые поколения библиофилов (книгопоклонцев) ошибочно приписывали магические свойства тексту, в то время как главным свойством обладала сама книга как физический объект? Подтверждений — множество. Известно, что многие известные люди (президент Клинтон, его жена, его сотрудница Моника, его кот Сокс) имели великолепные библиотеки, но никогда не читали содержащиеся там тексты. Известно также, что некоторые книги оказывают сильное действие, если их не читать, а просто положить под подушку. Некоторые библиотекари знают это, но молчат, потому что им обещали «прищемить книжного червяка», если они расколются. С развитием технологии стоит ждать появления более сильнодействующих книг — например, в форме тетраэдров (пирамидок).

И хотя в целом версия с физическим распространением шумерзости не выдерживает критики, до недавнего времени у нее оставался один козырь. Она объясняла, почему люди так любят толстые книжки. Ведь если говорить лишь о словесной компоненте вируса, становится непонятно, зачем столько длинных слов и предложений. Известно же, что шумерский язык-вирус довольно примитивен. Это набор коротких фонем, произносимых нараспев с повторениями. Что-то типа —

эн тэ вэ на ки се ле

Очень похожие лингвистические паттерны использовали коммунисты. В советское время ключевые слова коммунистических мантр были написаны большими буквами на разных видных местах —

мир труд май гум жэк хуй

После краха коммунистического штамма шумерзости в ход пошла американская версия —

бул шит кул стаф фак ю

Зачем же, спрашивается, писать здоровенные романы? Ответ дал Ричард Докинз, который и придумал науку меметику как сестру-близняшку генетики. В человеческом геноме всего два процента генов отвечают за человеческое. В остальном ДНК человека совпадает с ДНК мышей и обезьян. Спрашивается, зачем нам нужны остальные 98 %? А затем же, зачем ночная электричка везет двух пассажиров — и еще десять пустых многотонных вагонов. Просто есть такая критическая масса, ради которой стоит запускать электричку. А потом она будет бегать, даже если пустая. Главное, что бегает!

Та же хрень с литературой. «Настоящая книга», эдакий толстенький томик — ДНК бумажной литературы. Никто не будет запускать тяжелую Гуттенбергову копировалку ради одного мелкого мема: одного стишка или рассказика. Но стоит навалить кучу говна до критической массы в полмегабайта — и печатный станок закрутился, и о тебе уже пишут газеты, и Нобелевский комитет уже на взводе, и президент как-то странно косится из телевизора.

Использование другого носителя — который проще копировать — легко сокращает критическую массу junk DNA. В Интернете можно получить свои несколько тысяч читателей для одного стишка, рассказика или даже просто одной «мысли дня» в блоге. Однако темные и замшелые гуманитарии по-прежнему боятся называть такие короткие мемы «литературой». Они думают, что авангард — это когда написано про наркотики и еблю коромыслом. Но попробуй скажи гуманитарию, что придумывание одного слова — это более великое искусство, чем написание толстого тома. Да он сразу за сердце схватится! Ведь «настоящая книга» для него — это навсегда вшитая в голову «главная форма». Как дурацкая западная привычка есть вилкой даже тогда, когда тебе принесли курицу.

Существует и приличный резон для написания «книги» — желание собрать и организовать собственный опыт в единую картинку. Для личного просветления, так сказать.

Хотя и здесь включаются свои паразитические стереотипы. Настоящая амбиция писателя, сформированная опять-таки издательской системой, — это не просто книжка, но роман. Не «герман», не «албан» и даже не «россиян». Нет, оно обязательно должно называться «романом».

Вообще-то у этого жанра есть специальные определения, но никакого смысла в них давно уже нет. Скорость жизни, липкие сети коммуникаций просто не дают нынешним авторам зафиксироваться в хоть сколь-нибудь отстраненном, романическом состоянии. Нельзя и плясать в хороводе, и наблюдать за ним с горы одновременно.

Поэтому никто уже давно не пишет настоящих романов. Романов, которые, к ужасу современника, начинаются медленно и туманно, словно прибытие поезда к провинциальному городу, когда за окном вагона не спеша проступают дома — и в такой же вокзальный туман уходит концовка. Романов, где ружье стреляет всего пару раз, зато без промаха, без голливудской помпы — и то же самое касается секса. Романов, в которых герои рожают детей, а не только бизнес-планы. Нет больше таких романов, успокойтесь.