Сергей Михайлов - Иуда Искариот - предатель или святой?

Тайная вечеря… Праздничная трапеза («настал же день опресноков» — Лк. 22:7) в узком кругу единомышленников. Последний раз видит Учитель своих учеников вот так, всех вместе, за общим столом, и печалью наполняется его сердце. Скользит зоркий взгляд по бородатым, обожжённым солнцем и огрубевшим от ветра лицам, стараясь запечатлеть в памяти образы дорогих ему людей… скользит всевидящий взгляд по их душам, заглядывая в самые потаённые их уголки. Зрелые, взрослые мужи — а сколько в них ещё детской наивности, сколько непосредственности! И сколько, увы, слепоты! Но они чисты, эти «рыбари» из Галилеи, всё ещё у них впереди. Лёгкая, чуть грустная улыбка ложится на безмолвные губы, которым совсем уже скоро суждено сомкнуться навек, в глазах мягко и тепло тлеет огонёк любви — великой, нерастраченной, невостребованной.

От лица к лицу, от души к душе скользит взгляд Иисуса — и вдруг окаменевает, словно наткнувшийся на встречный взгляд Горгоны. Иуда… Да, это Иуда Искариот, тот самый. Иисус знает: сегодня свершится то, что предначертано Отцом, и только Иуда способен сделать это. Самый верный, самый преданный [99]из двенадцати… самый любящий…

Иуда не сводит глаз с Учителя, жадно ловит каждый его флюид, каждый вздох, каждую перемену во взгляде. Он ждёт.

Сделав первый шаг (т. е. сговорившись с первосвященниками), Иуда не может решиться на второй и окончательный — на собственно «предательство». Внутренняя борьба раздирает его, терзают страшные сомнения, мучительные вопросы и постоянные «а вдруг?» не дают покоя его мятущейся душе. Противоречивые чувства, бушующие в груди несчастного казначея, лишают его уверенности. На правильном ли он пути? Не совершает ли он чудовищной, роковой ошибки?

Где-то в глубине души он всё ещё надеется, что Иисус снимет с него это тяжкое бремя, внесёт поправку в своё пророчество — ведь предательство ещё не совершилось, сговор с первосвященниками ещё не привёл к трагедии, Иисус всё ещё на свободе. Ещё можно всё изменить. Или уже нельзя?‥

Ещё одно сомнение терзает его: а вдруг предать должен не он? Что, если на эту роль предназначен другой ученик? Что, если Иуда слишком поспешил, приняв на свой счёт слова Иисуса о том, «один из вас предаст Меня»? И потому он ждёт, хотя и не знает, чего именно, и надеется, что Иисус внесёт ясность в этот вопрос, пошлёт ему какой-нибудь знак. И когда Иисус напоминает ученикам о том, что предающий находится среди них, а все ученики, один за другим, спрашивают: «не я ли?», Иуда, затаив дыхание, задаёт тот же вопрос: «не я ли, Равви?» На что Иисус (впервые!) даёт конкретный ответ: «ты сказал».

Совершенно иначе видит смысл заданного Иудой вопроса скептик Ренан: «Вероломный ученик не потерял присутствия духа: он осмелился даже, как рассказывают, спросить, подобно другим: „Не я ли, равви?“» [100]Однако было бы неверно понимать вопрос Иуды как проявление крайнего цинизма: трудно, практически невозможно представить себе настолько порочного человека, который бы в течение трёх лет странствовал с Учителем бок о бок, делил с ним тяготы совместной жизни, внимал его учениям и пророчествам, пусть даже предающий его ради денег — и столь цинично, глаза в глаза задающий вопрос, ответ на который ему заведомо известен. Более того, если исходить из версии, согласно которой Иуда предаёт Иисуса из корыстных побуждений, то его вопрос не только нелогичен, но и опасен для него.

Действительно, всё спланированное Иудой должно оставаться под покровом тайны — иначе он рискует потерять пресловутые тридцать серебренников, полученные им в качестве мзды за предательство (и которые, кстати, он ещё не истратил: вспомним возвращение этих денег первосвященникам на следующий день). В этом случае заданный им вопрос мог бы привести к тому, что преступный замысел раскроется и весь его план рухнет. Иуда не мог рисковать. Отсюда следует, что вопрос задан лишь с одной целью: чтобы получить ответ, внести ясность, избавиться от сомнений. «Действительно ли я должен сделать это, Учитель?» — именно так следует понимать вопрос Иуды.

Здесь важен ещё один момент: вопрос свидетельствует об отсутствии предварительной договорённости между Иисусом и Иудой. Если бы такая договорённость существовала, вопрос был бы неуместен. Иуда действует по собственной воле, не следуя при этом ничьему приказу или указанию. До Тайной вечери Иисус позволяет себе лишь намёками, опосредованно направлять своего ученика, его помыслы в нужное русло, оставляя при этом право выбора окончательного решения за Иудой.