Александр Мелихов - Исповедь еврея

Мой скорбящий, но справедливый хохом мог бы еще перечислять и перечислять, но мне омерзительна, слышите, ОМЕРЗИТЕЛЬНА эта пропитанная желчью блевотина!!!

Однако на месте мудреца-еврея возникает англичанин-мудрец, несущий бремя белых, утонченный китаец, посылающий делегацию в Англию, дабы приобщить варваров к культуре, гордый германец, желающий во имя справедливости освободить для своего народа жизненное пространство от славянских недочеловеков, чистый духом и телом имам… Народы-планеты величаво плывут по собственным орбитам, и с каждой что-то вещает свой мудрец – живое воплощение Правды Народной. Мудрецы белые, мудрецы желтые, мудрецы красные… Синие, серые, карие, черные… Каждый изрекает Свою Правду, не слыша никаких инопланетных соседей, которых и людьми-то можно назвать не иначе как формально…

Господи Боже милосердный, куда мне бежать из этого мира, в котором ВСЕ ПРАВЫ?!

У меня больше нет сил метаться вечно неправой мошкой (еврейское имя) среди величавого течения вечно правых Народов! Хоть бы состукнулись они, что ли, еще разок своими вечно ясными лбами, растерев меня между ними смазочной пленкой, чтобы их пограничники могли поменьше цепляться друг за друга!.. Ей-богу, мой Боже, это было бы приятней (по крайней мере – короче), чем вечным жидом вечно, против воли собирать монбланы материалов для многосерийного сборника «Из-под крыс», складывая их на свою же голову, на свою и без того перегруженную душу.

Вот и сейчас – подумать страшно – придется навалить на себя еще какую-то книжную глыбу, разумеется, русофобскую, ибо для разжигания национальной вражды, повторяю, достаточно рассказывать народам правду друг о друге. А я больше не хочу, не хочу, нехочунехочунехочу никого ненавидеть, зашить бы веки, свернуться обратно в эмбриона, зажавши уши собственными коленями…

Завещанная отцом книга о работе пограничников во время межпланетных столкновений 1918– 1921 гг. оказалась тусклым фотоальбомом, составленным Евобществом по архивам Евотдела Наркомнаца в 1926 г. Краткий текст подкупал истинно эпическим, неспешным слогом, утраченным нынешним измельчавшим искусством: «Погромы описываемого периода резко отличаются от предшествующих погромов царского периода целым рядом характерных штрихов. Прежние погромы происходили в мирной обстановке и производились с таким расчетом, чтобы это не наносило серьезного ущерба торговле и промышленности и не нарушало нормального течения жизни.»

«Совершенно иную картину (очевидно, уже нарушающую нормальное течение жизни. – Л. К. ) представляли собой погромы описываемого периода, являвшиеся непременной частью военно-стратегической программы. При таких условиях уже самый характер, размеры и темп погромов резко отличаются от предшествующих: здесь мы встречаемся не только с грабежом, но и с массовым истреблением еврейского населения на дому при помощи ручных гранат и холодного оружия (как, напр., в Елисаветграде, Проскурове, Умани и др.). В других случаях убивают только глав семейств (напр., в колонии Трудолюбовке и др.). Далее, вырезывается поголовно одно только мужское население без различия возраста (Тростинец и др.). Наконец, во многих местах убивают женщин, стариков, детей и больных, т.е. всех тех, кто менее способен скрыться или убежать.

Что касается методов физической пытки, то следует отметить, во-первых, наиболее часто применявшееся прижигание огнем наиболее нежных органов, затем идет примерное повешение, с многократным извлечением из петли, далее следует медленное удушение веревкой, отрезывание отдельных членов и органов – носа, ушей, языка, конечностей и половых органов; выкалывание глаз, выдергивание волос из бороды, жестокая порка и избиение нагайками до полусмерти.

Последние три вида пытки особенно широко применялись поляками в Белоруссии. Наконец, петлюровцами и бандитами еще практиковалось потопление в реках и колодцах, сожжение и погребение заживо. К числу пыток можно отнести также массовые насилия над женщинами, чаще всего над подростками и совсем малолетними девочками. Выжившие обыкновенно заболевали тяжкими венерическими болезнями и часто кончали самоубийством. Изнасилование особенно часто применялось деникинцами и нередко принимало характер массового бедствия, как, напр., в Екатеринославе, Киеве и др. городах.

По установившейся традиции, при отступлении евреев обвиняли в шпионаже, предательстве («?» – «!»), стрельбе из окон. При наступлении данный пункт заранее отдавался на поток и разграбление в качестве стимула для наступательных операций. Что касается погромов, происходивших в мирной обстановке, то в этих случаях появлялись на сцену экономико-политические и религиозные аргументы: жиды – спекулянты, они прячут необходимейшие товары; они враги христовы, они осквернили, якобы, Киевскую лавру; они отравляют колодцы, нагоняют болезни; они стремятся захватить власть и господствовать; они все коммунисты и т. д. Выступление приурочивается к базарному или праздничному дню, когда крестьянство из окружающих деревень съезжается в город или местечко.