Анна Зегерс - Доверие

— Да, — сказал Томас, — глубже и шире.

Пими снова вскочила на ноги; на этот раз она с кошачьей грацией бежала по самому краю обрыва и, задирая голову, разговаривала с Томасом. Водопад обрызгал их лица. В лощине меж двух скал вода скопилась в недвижное плоское озерцо. Солнце окрасило его пурпуром. Боже, до чего хорошо здесь, подумал Томас, от Коссина рукой подать, а никто этих мест не знает. Пими сказала:

— Вон там наши палатки. Летом сюда много народу приезжает. А сейчас мы почти что одни. Смотри!

Он увидел за лесом две голубоватые палатки на зеленой полоске луга.

Пими свистнула.

— Никого. Наверно, в деревню пошли на танцы. А ты костер еще умеешь разводить?

— Что за глупости ты спрашиваешь?

— Как Эде нас учил, в камнях и с перекладиной, чтобы котелок повесить?

Он притащил камней, сложил костер. Пими снесла рюкзак в одну из палаток и вернулась с новеньким, блестящим котелком. Томас, склонившийся над костром, поднял на нее глаза, и опять его безжалостно поразил ее странный, эльфический взгляд. В прошлом Пими не более как жалкий комочек. Теперь она спесива и до неправдоподобности бела. Томас быстро наклонился, чтобы скрыть волнение, его охватившее.

Чего-чего только не вытащила Пими из рюкзака! Банки с консервами, консервный нож, даже пакетик сухого спирта. Дрова им, собственно, были не нужны, но Томас подносил все больше хворосту — пусть огонь трещит не переставая.

Вечером, когда взошел месяц, еще бледный и никчемушный, долину вдруг заполонил такой туман, что, казалось, ничего живого больше на земле не осталось. Но вскоре месяц набрался сил и засиял над Томасом и Пими. Он был неотделим от их судьбы, насмешливый, молчаливый соглядатай, такой же одинокий и заброшенный, как они.

Томас по приказанию Пими помешивал суп — порошок, который она высыпала в воду из смешного конвертика. Он открыл две банки, намазал их содержимое на заранее нарезанный хлеб. И все при свете месяца. Пими внимательно следит за Томасом, но в лицо ему не смотрит. Вкусная штука, подумал Томас. Я и не знал. Но не сказал ни слова, ничего не спросил. Пими тоже молчала как убитая.

Они закопали в землю порожние банки, затоптали огонь. Совсем как раньше, у Эде.

Томас заполз в палатку к Пими. Она лежала прохладная, гладенькая. Ничего кошачьего в ней не осталось. И от эльфа ничего не осталось. Она была покорная и добрая. Все было хорошо.

Ночью Томасу вдруг послышались какие-то голоса возле палатки. На мгновение он услышал и голос Пими, звонко что-то говоривший. Или это ему приснилось? Он протянул руку, дотронулся до ее волос и намотал прядку на палец. Чтобы не убежала от него в бессмысленное сновидение.

Утром она рассказала ему:

— Мои друзья были здесь. Но совсем недолго. Я проснулась, как только они пришли. Я всегда сразу просыпаюсь. Самый слабый звук, и я уже не сплю. Но тут же снова засыпаю. Тебя я будить не хотела. Это нехорошо?

— Почему же? Нам они не нужны. Да я их и не знаю.

— Вот видишь, ты их не знаешь, и ничего нехорошего я не сделала! Поди принеси воды!

Томас бездумно и радостно зашагал по мокрой траве. Утро было тихое, солнце светило сквозь дымку, от тумана и следов не осталось. На едва распустившихся листах белокопытника сверкали крупные капли росы.

В рассеянности он прошел довольно далеко, к водопаду. Зачерпнул воды из маленького озерца среди камней, вчера багряного от лучей заходящего солнца.

Пими еще раз послала его за водой. Когда он вернулся, она мылась в палатке, невероятно тщательно и неторопливо. Словно кошечка вылизывала каждый уголок своего маленького, но на диво пропорционального тела. Томас с трудом удержался от смеха, вспомнив, какой грязнулей она когда-то была. Покончив с мытьем, Пими стала надевать белье, вещь за вещью, и наконец натянула на себя платье в красный горошек.

— Свари кофе, да поскорей, — сказала она. — Спиртовка в кармане рюкзака. Но и хворосту принеси, чтобы костер трещал…

Она вынула разные припасы.

— У нас будет завтрак и обед, все вместе. Я ведь уже оделась, чтобы ехать в город.

Как быстро все кончилось, подумал Томас. Но сожаления не почувствовал. Хорошо, что он приедет в Коссин задолго до ночной смены.

У костра было тепло, несмотря на свежесть раннего утра. Пими пила и ела молча, опустив глаза. Томас взглянул на нее, потом еще и еще раз. В профиль она выглядела изящной и нежной, ладное личико, темные густые ресницы.

После долгого молчания она серьезно произнесла:

— Идем!