Геннадий Прашкевич - Пожить в тени баобабов

Игорек внимательно смотрел, как бык спускается по трапу, любовно за пояс приобняв левой рукой Николая Петровича. Правая рука быка с пистолетом была приткнута к тяжелому подбородку Николая Петровича.

Опасное положение.

Нечаянно споткнешься бык и привет Николаю Петровичу! Долго жить приказали!

Но с другой стороны, этот бык не дурак. Понимает. Петрушит чего-то. Если стрельнут быка, он курок спустит автоматически.

Все равно придурки, устало подумал Игорек.

Один в махровом халате, другой в штанах с чужой задницы.

Цирк приехал.

Значит, Коляка не обманул. Значит, доставил быка на борт. Ну что ж, отдал свой должок Коляка. Если выживет, пусть живет. Теперь ему, Игорьку, плевать на Коляку. Теперь Коляку можно не трогать.

А вот бык…

Бык, скажем так, промахнулся. Придется ему, Игорьку, исправлять ошибку быка.

Ему бы, глупому быку, втихую пустить Николая Петровича за борт. Чтобы никто не увидел и не услышал. Пустил за борт и все. И концы в воду. Но туп же бык. Ему поиграться захотелось. Он, видите ли, решил вывести Николая Петровича на чистую воду. Чтобы все, значит, по закону.

Игорек зло ощерился.

По закону!

Какой закон в стране, где давно не работают никакие законы?…

Придурок!

Но машинку у Николая Петровича бык все-таки отобрал. Ясно, что у Николая Петровича отобрал. Ни у кого, кроме как у Николая Петровича, не мог глупый бык отобрать машинку.

Все равно зря.

Сейчас они сойдут по трапу и в самый момент торжества, как это уже не раз бывало, Николай Петрович укусит быка…

Игорек внимательно рассматривал сквозь прицел хмурое сосредоточенное лицо Валентина.

Дурак, конечно…

Думает, наверное: вот сдамся властям, они захват Николая Петровича мне в плюс засчитают. Вскрыл, дескать, язву. Крупная контрабанда, заказные убийства. Придумает еще что-нибудь. Решит, восстановил справедливость. А Николай Петрович после такого его заявления все равно отправится не куда-нибудь там, а прямо домой. У Николая Петровича нет комплексов. Он страдать не будет. Он отправится домой, примет ванну и ляжет спать. Известно, утро вечера мудренее. И проснется назавтра Николай Петрович гораздо более умудренным, чем прежде. И, проспавшись, плотно и вкусно позавтракает. А потом закурит хорошую сигарету и спокойно обдумает вчерашние хлопоты.

И задумается.

Как там, например, задумается, бык? Как там, например, милый Игорек, разлюбимчик? Как там исполнительный Виктор Сергеевич, и дерзкий Дима, и телохранитель Гена? Как там, наконец, все другие? И, наконец, как там все эти люди наверху, которым он служит?…

Николаю Петровичу знать нужно все.

Об одном только не станет задумываться Николай Петрович: как там с контрабандной валютой? Не будет Николай Петрович задумываться о валюте. Чего ему о ней задумываться? Валюта из Германии переправлена, валюта попала в руки нужных государственных людей, Дело продолжает делаться, а все остальное Николая Петровича не интересует.

А бык…

Бык получит по рогам.

Бык получит по рогам и на всю катушку.

А чего в самом деле? Не балуйся доморощенным терроризмом. Ишь, распустились! В чем, в чем, а в вопросе о терроризме мы глубоко солидарны со всем мировым сообществом.

Ладно, сказал себе Игорек. От быка Николай Петрович вполне может уйти и в этой ситуации, но от меня он не уйдет. У меня все платят по счетам. Неоплаченных счетов я не терплю. Николай Петрович решил, что меня просто так можно сжечь в печи крематория, но он не подумал, что я не могу уйти, не получив свое по счетам. А раз так, сегодня до ванны Николай Петрович не доберется. Хоть ты танки ставь вокруг морвокзала, хоть «Аврору» выводи в порт, все равно не доберется. У меня теперь Николай Петрович навсегда забудет о ванне. Не душистой пеной, кровью умоется. Это надежнее. Это правильнее. Смотришь, и не придется ему поутру задавать себе всякие такие вопросы.

И быку оставлю отметину, решил Игорек.

Убить не убью, но отметину оставлю.

Чтобы запомнил: нельзя сбивать Игорька какой-то там дверью, нельзя отнимать у Игорька пистолет с вызолоченным курком, нельзя, ну, никак нельзя унижать Игорька.

Никому!

Ни Николаю Петровичу.

Ни быку.

Ни даже жене цезаря.