Геннадий Прашкевич - Пожить в тени баобабов

Николай Петрович изумленно всплеснул руками:

– Да разве я был против? Я наоборот, добра хотел. И тебе, и Тоне. Любишь ее? Да ради Бога! Только будь добр, люби ее во внеслужебное время. А в служебное, тут тоже будь добр, наша шлюха должна спать с теми, на кого мы укажем. Я так ей объяснил: Тоня, не создавай проблем! Так прямо и сказал: Тоня, люби своего Кудимова, но не в служебное время!.. Да чего я тебе объясняю? Она же, дура, должна спать с черножопым, а она о тебе думает! У нас практически срываются колоссальные государственные поставки, а она думает о каком-то Кудимове, который все, что умеет – это валять по ковру таких же быков, как он сам. Ну, прикинь. Это ж несоизмеримо. С одной стороны – ты и какая-то шлюха, а с другой – вся страна! Держава великая!

Он вздохнул:

– Жалко. Нет, правда, жалко. Тоня была талантливым сотрудником. Многое умела.

– Была?… Почему была?… – насторожился Валентин, даже о ремнях забыв на секунду.

– Была… Вот именно была… – подчеркнул Николай Петрович. – А ты как думал?… Правда, раскаялась Тоня, но с опозданием, с опозданием… Теперь она не Тоня, теперь она совсем другой человек… Ты бы при встрече, пожалуй, и не узнал ее… Жалко, – Николай Петрович проникновенно понизил голос. – Жалко, что я тебя тогда не законопатил в лагерь… Отсидел бы, вышел честным… Помнишь, мы из Норвегии возвращались? У всех чисто, а у тебя в твоем чемодане антисоветские книжки!

– Не мои книжки. Подбросили. Я таких книг не читал сроду. И стал бы я валюту тратить на книги!

– Так все говорят, – Николай Петрович покачал головой. – А если даже и подбросили, то где твой нюх, чемпион? Забыл? Забыл о бдительности? Забыл, что кругом враги!

Валентин промолчал.

– А если и подбросили… Чего ж? Проверка… Не ждать же нам, когда ты созреешь и сам начнешь покупать такие книжки… Тебя надо было остановить. Ты нам игру портил. Крупную игру. Вот и получил – ни олимпийского чемпионства, ни Тони. И это бы еще ничего… – Николай Петрович медленно улыбнулся, не отводя от Валентина серых жестких глаз. – И это бы еще ничего, сиди ты в своем Лодыгино. Так ты ведь приперся в Питер. Дура-Анечка так и не поняла, что наделала. Мы сами бы привезли тебе урну, сами помогли бы тебе похоронить Серегу. Со всеми почестями. А теперь…

Николай Петрович задумался:

– Теперь, Валентин Борисыч, прости, отпустить тебя не могу… Дело!.. И спрашивать больше ни о чем не буду. Ни того, о чем тебе Анечка шепнула, ни того, что тебе Серега наговорил. Ты человек упрямый, все равно ничего не скажешь. Бык. Я таких всегда не любил. Да и кто ты, собственно, такой, чтобы замахиваться на Дело?

– Дело? – усмехнулся Валентин, пытаясь незаметно размять уставшие немеющие пальцы. – Какое это такое Дело с большой буквы в крематории?

– А ты думал! – Николай Петрович гордо поднял голову. – Крематорий, фабрика, совхоз – у нас все должно работать. Пока у твоего братана не поехала крыша, он, например, это хорошо понимал. Это ты, небось, увидев меня, сразу решил – вот дали, дескать, по заднице бывшему полковнику госбезопасности, заткнули бывшего полковника в занюханный крематорий. И ошибся, Валентин Борисыч, ошибся. Как всегда, ошибся. Я везде на месте. Я всегда на посту, при Деле. Таких, как я, не списывают ни при каком режиме. Таких, как я, холят и берегут. Для будущего. Я ведь не просто служил, я хранил и оберегал чистоту народа. В самые тяжкие дни служил только ему, своему народу. Крематорий это тоже часть родины, Валентин Борисыч. Это понимать надо. Малая, но часть. Так-то вот, Валентин Борисыч.

Неторопливо вытянув из пачки «Мальборо» сигарету, Николай Петрович закурил.

– Ты туп. Такая игра природы. Сил много, ума совсем нет. И что мы имеем в итоге? А вот что имеем. Вроде как сошлись мы сейчас в купе, как два совершенно случайных попутчика. Посидели, поговорили и разошлись.

Он усмехнулся:

– Хотя и тут все не так просто… Ты же, Валентин Борисыч, у нас не просто попутчик… Ты, так сказать, пассажир с билетом до определенной станции. Неважно, как она называется. Может даже Смерть… Неважно… Я, например, выйду сейчас – солнышко светит, птички поют, могу в кафе посидеть, могу дома полистать газету, принять душ или ванну, а ты с поезда уже не сойдешь… Тебе уже не суждено сойти… Как любил говорить твой братец – едешь в вечность… Бон шанс!.. Потому я так и откровенен с тобой, Валентин Борисыч.

Он с удовольствием затянулся:

– Вот сидишь ты в обнимку со смертью, сидишь и думаешь: нет, дескать, врет Николай Петрович. Вышибли, вышибли бывшего полковника из органов, ушел он совсем в другие структуры. Небось, бандитом меня считаешь. Дескать, как так? Полковник госбезопасности, и в крематории? Не может быть! Бандит, наверное. Прикрывается крематорием… А я не бандит… Я при Деле… Делу нужны умные люди… Ты, правда, не поймешь. Ты не умеешь думать, тебе этого не дано природой. Всегда для тебя всех дел было: соперника подмять, завалить на ковер… Правда, это ты умел, уважаю. Я любой профессионализм уважаю. Но ведь спорт – мелочь, Валентин Борисыч. И самые классные борцы – мелочь. Ну, ревут трибуны, ну, неистовствует толпа – все это мелочь. Что людям с того, что ты победил какого-то там шведа или болгарина? Развлечение на часок… А есть Дело. С большой буквы Дело. Там твоя жизнь ничего не значит и об этом Деле не ревут с трибун, и помалкивает о нем телевидение… Ты вот сам, небось, не раз жаловался своему братцу: затеяли перестройка, мол, а дальше-то что?… Так я тебе отвечу, не поленюсь, не погляжу на твою тупость… Умные головы, Валентин Борисыч, давно и устно, и письменно предупреждали: дайте побеситься народу, дайте ему поторговать, попить, поесть всласть, помахать руками, пусть понюхают, что такое свобода. Но, правда, не забывали повторять при этом, что нельзя, даже на секунду, терять контроль над событиями. А перестройщики? На что они нарвались? Да на последствия своих слов и нарвались. Каждый, вкусивший колбасы и свободы человечек на первые же справедливые слова о дисциплине, заверещал: «Да вы чё! Да у меня нынче капитал появился! Я сам его наработал! Никому не отдам свой капитал!» Короче, перестройщики отпустили вожжи, процесс пошел, а никакого контроля над процессом не обеспечили. Теперь каждый может орать: «Прочь с дороги! Не топчите милицейскими сапогами зеленые ростки нашей новой экономической политики!» Демагогов у нас всегда хватало. Много было у нас деятелей, которым в удовольствие запутать народ.