Андрей Ларченко-Солонин - Инок

«Лысый» перебил его на полуслове:

– Ну, так ты идёшь с нами, или нет?

– Нет, я не иду, да и вы никуда не пойдёте.

– Чего-чего? Ты слышал, «немец», этот мальчик нам угрожает?!

Они оба зло рассмеялись. Вдруг один из ребят сильно пнул Ваську ногой в живот. Тот согнулся от боли, но на ногах устоял.

«Ждать больше нельзя ни минуты». Игорь бросился на помощь другу.

– Ах ты, стукач, ещё и этого придурка с собой приволок! Ну, держитесь. Лысый бросился на Игоря и с разгона заехал ему кулаком. По лицу потекла кровь. Парень схватил своего обидчика за грудь и со всего маху стукнул об дерево, а затем, пользуясь минутным замешательством врага, два раза ударил коленом в живот. Лысый «скрючился» и осел на землю. Обернувшись назад, он заметил, что Ваську, лежащего на асфальтовой дорожке, словно футбольный мяч, пинает «немец». Вот он уже в очередной раз отошёл немного назад, чтобы как следует разогнаться для удара.

– Перестань, сволочь, – почти закричал Игорь и бросился на выручку к другу.

В конце аллеи послышался топот сапог. Бежали привлечённые шумом дежурный по части и ещё несколько солдат. Наверное, дневальный услышал крики через открытое окно и доложил начальству.

– Всем оставаться на своих местах. Стреляю без предупреждения, – громко кричал, отчётливо выговаривая каждое слово и размахивая перед собой пистолетом, лейтенант Карабанов. Но никто никуда бежать уже не собирался.

– Этого на губу. Этих сначала в лазарет, пусть перевяжут, а потом тоже на губу. Завтра разберёмся, что к чему. Дневального снять с наряда за то, что выпустил их на улицу и не доложил сразу. Вот записка дежурному по гауптвахте. – Он достал из нагрудного кармана ручку и блокнот.

В холодной, сырой камере было темно и неуютно. Сон не приходил. Сейчас стоило хорошо подумать над сложившейся ситуацией.

«„Лысый“ и „Немец“– люди бесчестные и способные на любую подлость. Как они выставят нас перед товарищами, остаётся только догадываться. И как смотреть теперь в глаза командиру, который совсем недавно хвалил и крепко жал руку. Не расскажешь ведь ему всей правды, а если и расскажешь, то всё равно вряд ли поверит. Но теперь уже ничего не изменить. Что будет, то будет».

Игорь навалился на бетонную стену и ещё долго неподвижно сидел с широко открытыми глазами, глядя куда-то в темноту.

Запах дыма дядя Фёдор почувствовал издалека. Он фыркнул и, не – довольно наморщив нос, пробормотал про себя что-то невнятное. Пройдя ещё метров триста, старик заговорил вслух, обращаясь к своему четвероногому спутнику:

– И куда же это ты ведёшь меня, лесной бродяга? Кому вздумалось в такой глуши костры жечь. Наверное, где-то у речки. Если судить по ветру, как раз в устье. Давай-ка, друг, пойдём по ручью. Там ивняк стеной стоит, и можно поближе подойти незамеченными.

Войдя в распадок старой скалы, с удивлением отметил:

– Ты посмотри, да здесь целый отряд прошел, человека три, не меньше. Сейчас держи ухо востро. В такой глуши ради ружья прикончат и как фамилия не спросят. Хотя, пожалуй, этим людям ружья не нужны.

Держась поодаль от следов, старик осторожно начал спускаться вниз. Выйдя к реке, наконец, выбрался из ивовых кустов. И здесь глазам человека предстало страшное зрелище – свидетельство произошедшей здесь совсем недавно трагедии.

Посреди поляны на снегу валялись несколько мёртвых тел. Вороны уже успели изрядно их потрепать, и на лица этих людей нельзя было смотреть без содрогания. Подойдя поближе к убитым, без особого труда смог понять, что именно здесь произошло. Узкие и продолговатые раны на головах говорили о том, что это, несомненно, дело рук странных лесных людей.