Александр Окунь - Ученик аптекаря

Часами мы таскались вдоль рядов, и ничто, будь то старая машинка для стрижки волос, безногая пластмассовая кукла с выпавшим бледно-голубым глазом или набор ликерных рюмок, не могло укрыться от его пристального взгляда.

— Понимаешь, малыш, — говорил он, крутя в руках приглянувшуюся ему вещицу, — вещи — это обитель памяти. Там, за стеной, — он кивал в сторону кладбища, — фикция, безликая мраморная плита, под которой ничего нет. Так же как ничего не стоит за именем и датами. Ну, еще фотография, пескоструйный портрет, бюст, имеющий отдаленное сходство с покойным. И, как говорится, вечный покой — смерть, а точнее, фикция смерти. Здесь, — его подбородок дернулся в сторону трамвайных путей (этот жест всегда указывал на высшую степень презрения, испытываемого Аптекарем к тому, на что подбородок указывал), — наоборот, движение, суета. Успеть сюда. Не опоздать туда. Фикция жизни. Но вот здесь, — он удовлетворенно озирал барахолку, — здесь все сразу: и жизнь, и смерть, и даже жизнь после смерти.

Вообще-то мне приходилось выслушивать от него и прямо противоположные по смыслу речи: о жизненности кладбищ, о высокой осмысленности трамвайной давки, — и поначалу такая непоследовательность мне мешала, но постепенно я не только привык к этим неожиданным переменам, но, пожалуй, даже начал догадываться об их смысле.

— …Только глупые, бесчувственные люди не любят вещи. Не понимают вещей. Я не представляю, как можно менять дом, обстановку, посуду. Да, конечно, катастрофы, пожары, потопы… Ну, побилось… Но добровольно? Потому что сменилась мода? Оттого что удобнее? Посмотри на эту чашку. Разве ты не видишь хрупкие тонкие пальцы, которые держали ее? Не видишь свежие губы, которые так деликатно касались каемки? Не чувствуешь аромата золотистого чая?.. Цейлонский? — Он опустил свой длинный нос в чашку и принюхивался. — Да, цейлонский. Люби вещи, малыш. Их пропитывает время, их полируют людские судьбы, на них патина желаний, надежд, слез, смеха… — Нежно поглаживая поднятую с расстеленного на земле коврика шкатулку, он начинал торговаться без зазрения совести.

Как я уже говорил, его могла оставить равнодушным ценнейшая музейная вещь и чем-то притянуть незамысловатая, бесхитростная вещица. Так, после долгой торговли он за половину назначенной цены оттягал шесть крохотных кривых и косых ликерных рюмочек и долго уверял кавалеров, что они принадлежали грузинскому князю Косашвили. Ликеры Аптекарь терпеть не мог, поэтому рюмочки стояли в буфете без употребления, что не мешало ему время от времени доставать одну, разглядывать на свет и ставить на место с удовлетворенным ворчанием:

— Ах, вы мои малюпатенькие!

Что только он не тянул в дом! Коровьи колокольчики, пишущие машинки, оловянные солдатики, деревянные лошадки, ордена, медали, кинжалы, пуговицы…

Кстати о пуговицах. Как-то он вскользь спросил:

— Ты обращал внимание на кольцо Эжена?

И, когда я в ответ утвердительно кивнул, рассказал:

— Около ста лет назад молодой человек из далекой России бродил по стамбульскому базару. Этот человек любил Восток, экзотику, приключения и писал стихи. Об изысканном жирафе, к примеру. Тем не менее он знал толк в вещах и чувствовал их. Проходив по базару несколько часов, он купил одну рубиновую пуговицу. А потом вернулся в свою Россию и подарил эту пуговицу своей невесте, весьма изысканной девушке с длинной, пусть и не такой, как у жирафа, но очень длинной и красивой шеей. Невесте своей он сказал, что пуговицу эту срезали с кафтана византийского вельможи при взятии Константинополя. Сообщил ли ему историю пуговицы торговец, толстый усатый (они все усатые) турок, или он ее выдумал, нам неизвестно, скорее всего, выдумал, ведь он был поэтом. С женой он вскоре развелся. Потом была война, и он воевал храбро и достойно, как подобает русскому офицеру и русскому поэту. А затем, обвиненный в заговоре, так же достойно и мужественно встретил смерть в подвалах ЧК. Через много лет его вдова отдала эту пуговицу своей подруге, которая, в свою очередь, подарила ее на совершеннолетие своему соседу, милому человеку по имени Алекс Костомаров. Она относилась к нему как к сыну — своих детей у нее не было. Он сделал из пуговицы кольцо, которое преподнес невесте в качестве свадебного подарка.

— А как оно попало к Эжену?

— После смерти жены Алекс, вместо того чтобы отдать кольцо сыну, вручил его на хранение мне, а я, поразмыслив, передал его нашему другу. И вот уже много лет я жду, когда оно решит, что настал ему срок пуститься по жизни дальше. Да… Вещи сами выбирают своих владельцев.