Михаил Берг - Дет(ф)ектив

К счастью, герр Лихтенштейн все равно не успел вставить ни слова, ибо в противном случае наговорил бы невесть чего, имея в виду ментоловую мигрень, дремучую чащу заседания славистской кафедры с одним коротким просветом (вместо комбинации: пахучая и колючая еловая ветка, взмах рукой, просека — скрип отодвигаемого стула), во время которого, после слов профессора Вернера, прочитавшего его фамилию, все как-то строго на него посмотрели (и он до сих пор мучился, не зная причины). Плюс его раздражение ввиду сыпавшихся на голову трюизмов и мучительно переживаемая неуместность его присутствия здесь, у Гюнтера; минус с трудом сдерживаемая ярость по поводу невозможности поставить на место уважаемого колегу Карла Штреккера. Он улыбнулся, мрачно набирая дыхания для рывка, но господин Бертрам в очередной раз опередил его.

«А известная пародийность русской литературы? Она находится в таком же соотношении с литературами Запада, как, скажем, Дон-Кихот по отношению к рыцарским романам. Герр Штреккер упомянул Пушкина. Помните реплику его героини по поводу героя: „А не пародия ли он?“ Сказано об Онегине, который подражает Байрону и Чайльд-Гарольду, но может быть распространено и на весь роман, который является пародией на байроновские поэмы и — шире — на форму западного романа. Вся русская литература — это критически, пародийно воспринятая европейская культура, диалог с которой постоянно и ведут русские писатели. Да, подчас первый импульс, как свет в зеркале, приходит с Запада, но расшифровка этого импульса, разгадка скрытого в нем смысла — почти всегда удел русских. Скажем, явление того же Байрона. Разочарованнный скептик, презирающий толпу и общественное мнение за приверженность предрассудкам и отказ от идеалов, певец одиночества и свободы, в том числе и разрушительной. Hо отношение Байрона к жизни — психологически мотивировано: хромоногий красавец, одновременно одаренный и обделенный, воспринимающий свою хромоту как комплекс и как знак избранности. К тому же, частные обстоятельства биографии — неразделенная первая любовь, что порождает обиду и недоверие по отношению к женщинам, а комбинация аристократического происхождения с бедным, унизительным детством, приводят к появлению вполне определенных черт характера, которые — и это самое удивительное — неожиданным образом становятся признаками самого распространенного на протяжении целого века способа отношения к жизни, именно русскими обозначенного как нигилизм. Они угадали болезнь века в ее частном проявлении, дали ей описание и отображение, а то, что сама болезнь пришла с Запада, здесь коллега Штреккер прав, но…»

Андре переводила так быстро, что герр Лихтенштейн вполне мог позволить себе почти не отрывать от нее глаз, одновременно существуя в двух ракурсах — крупного и дальнего плана, совмещая бусинки пота, выступившего на ее верхней губе, широкий разлет бровей на вопросительно возбужденном лице, не забывающем об озорных ремарках в виде зачаточных гримасок, и добродушно кивающего профессора Вернера с его милыми залысинами и по-детски сосредоточенной хваткой, с какой он вцепился в давно уже пустой стакан с вяло подтаивающими остатками льдинок. Андре остановилась, чтобы перевести дух, Вернер со смущенной полуулыбкой поднес стакан к губам, чтобы в очередной раз высосать пару капель без привкуса мартини; они встретились глазами, посылая друг другу сигналы инстинктивной симпатии, как две собаки, виляющие хвостом. И заполняя паузу, герр Лихтенштейн сказал, понимая, что от него ждут какую-нибудь розовую и пушистую банальность:

«Госпожа Торн прекрасно говорит по-русски».

«О, — Вернер тут же перешел на заговорщицкий шепот. — Фрау Торн — из хорошей русской семьи».

«Да? — симулируя удивление отозвался он, как бы по-новому оглядывая Андре, тут же презрительно сузившую глаза».

«Да, да, ее родитель, нет, как это будет — ее грандродитель, да, да, ее дед переехал в Германию очень давно, еще при Веймарской республике, у вас еще тогда, вы понимать…»

«Да, конечно, после революции».

«Это был очень уважаемый человек — мэр, нет, русски будет — градоуправитель Рязань».

«Мой дед был городским головой, купцом первой гильдии, — Андре укоризненно сложила губы, и медленно легла спиной на спинку кресла. — Это не одно и тоже».

Гюнтер уже давно показывал ей на что-то, делая ужасные глаза, и наконец не выдержав, махнул рукой в сторону кухни, давая понять, что она забыла про обязанности хозяйки дома.