Владимир Царицын - Я или Человек Без Тела

Я был в полном нокауте. Машинально налил себе еще и выпил.

- А почему ты не сказал никому, что это я авторучку украл?

- Странный вопрос! Как я мог товарища заложить? Не по понятиям это.

- Какие к чертям собачьим понятия? Ведь все же на тебя подумали…

- Ну и что? Пусть подумали. Я же не брал, мне оправдываться не нужно было. А на тебя указать…? Зачем? Ты нормальным пацаном был.

Закладывать мне всегда в падлу было. А тогда? Если бы я тебя заложил, от тебя бы все наши отвернулись. И учителя бы к тебе по-другому относиться стали.

- Тебе ведь даже после этого инцидента из Полынограда уехать пришлось, - напомнил я.

Пупок отрицательно помотал головой.

- Мы с мамой так и так бы уехали. Отца из зоны на химию перевели.

Мы к нему переехать и собирались. Мама там, в Кинтерепе, фельдшером устроилась. Пить бросить хотела, новую жизнь начать…

- Бросила?

- Бросила. Два года почти не пила. Потом отец снова сел, ну, она и запила по-черному. Отравилась какой-то бормотухой и умерла. А отца на зоне якут-вертухай из калаша застрелил.

Я снова потянулся к бутылке.

- В статье было написано, что ты практически не пьешь и ведешь здоровый образ жизни, - заметил Пупок. - Врут?

- Журналисты всегда или нагло врут или сильно преувеличивают.

Пупок взял со стола бутылку, поднес горлышко к носу, понюхал, поморщился.

- Эх, сколько я этого зелья выпил! - вздохнул он. - Ты себе эту мою цистерну даже вообразить не сможешь. А теперь, веришь, даже не хочу… - И Пупок с каким-то отвращением отодвинул бутылку от себя.

- А Малкова жива здорова. Правда, старенькая совсем. Этим летом, в июне восемьдесят два будет. Жаль не смогу прийти, поздравить.

- Так ты что, встречался с ней?

- Захожу иногда, попроведовать, - уклончиво ответил Пупок. - А ты что, авторучку эту вернуть ей собрался?

- У меня ее нет. Я выбросил ее в котлован через несколько дней.

- Правильно сделал.

- Ты мне дашь адрес Елены Аркадьевны?

- А что не дать? Пиши.

Я записал.

- А теперь иди. Я устал. Извини, что не отведал твоего угощенья, нельзя мне. Бананы оставь, а остальное забирай.

- Да ты что? Не буду я ничего забирать! Отдай своей домработнице.

- Правильно! Отдам ей. А коньяк бомжи допьют, тут у них в соседнем доме типа общежитие.

- Слушай, Пупок, может, тебе деньги нужны?

Пупок посмотрел на меня весело, подмигнул и ответил:

- У меня денег много. Гораздо больше, чем мне нужно. Во всяком случае, на кефир до мая хватит.

От Пупка я поехал к Елене Аркадьевне. По пути я попросил Сашу остановиться у магазина "Дорогие подарки" и купил авторучку "Паркер" с золотым пером, похожую на ту, фурцевскую. Я ее долго выбирал, пытаясь найти такую, чтобы она была того же самого ярко-малинового цвета.

Квартира, где жила Елена Аркадьевна находилась на девятом этаже панельной девятиэтажки. В кабине лифта пахло мочой и пивом, а на стенке было начертано: "Колян - мудак!". Это обо мне, подумал я.

Дверь мне открыла худощавая женщина в стеганом халате и желтой косынке. Ей было на вид лет шестьдесят, и это была не Елена

Аркадьевна. Но взгляд выцветших голубых глаз был мне знаком. Дочка, решил я.

- Вы из собеса? - спросила она.

- Нет, я не из собеса.

- А вы из ЖЭКа! Проходите. Посмотрите. Посмотрите, все течет.

Весна наступила, и потекло.

- Простите, но я и не из ЖЭКа. Я учился у Елены Аркадьевны. Она дома? Я хотел бы ее увидеть.

- А где ж ей быть? - искренне удивилась дочь моей бывшей математички. - Мама! К тебе пришли. - И мне, тихо: - Мама не встает уже второй год. У нее был инсульт и с тех пор она не может ходить. И с головой у нее… Вряд ли она вас вспомнит.

- Это Пашенька? - раздался из спальни слабый старческий голос. -

Пусть проходит скорее. Он так давно не приходил. Света, ну, где же он?

Я не узнал голоса Елены Аркадьевны. В этих слабых, дребезжащих с присвистом звуках невозможно было уловить прежних металлических ноток, именно так, строго и властно, разговаривала со своими учениками преподаватель математики семнадцатой средней

Полыноградской школы Малкова Елена Аркадьевна. Я оторопел, даже испугался немного. Мне было страшно входить к ней. Я боялся ее увидеть. Я стоял у порога спальни и не мог сделать шага. Но меня подтолкнули в спину.

- Проходите, проходите. Чего встали? - необидно сказала мне дочка

Елены Аркадьевны и ответила матери: - Нет, мама, это не Павел

Андреевич. Это другой твой ученик.

Я остановился у кровати. Елена Аркадьевна полусидела на высоких подушках и удивленно глядела на меня бесцветными глазами. Ее седые редкие волосы были собраны в пучок на макушке и заколоты коричневой костяной гребенкой. Она показалась мне большой и рыхлой, как весенний сугроб. Ее бледные, усеянные коричневыми пятнами пигментации руки были сложены на животе, а складки на шее дряблыми волнами свисали на грудь, оттягивая подбородок и обнажая нижний ряд желтоватых сточенных временем зубов.