Владимир Царицын - Его турецкий роман

- Ну, не знаю. - Надя пожала плечами. - Я прочла тебя всего… -

И спохватилась: - То есть все опубликованные романы; и мне показалось, что язык у тебя одинаково хорош во всех тридцати двух.

Мне бы очень хотелось прочитать те четыре…Представляешь! Я буду единственная, кто их читала. Или не единственная?…Кстати, тебя со мной не застукают?

- Кто?

- Ну…, кто-нибудь с большой грудью.

"Так, - подумал Пругов. - За свою глупость я уже извинялся.

Извиняться вторично - еще большая глупость. Стоп! Это же было во сне. Я перед Надеждой извинялся во сне".

Тем не менее, просить у Нади прощенья он не стал. Но почувствовал, что краснеет.

- Ее нет. Она… на другом краю света.

- Тоже сбежала от тебя в Америку?

- Нет, она отдыхает в Таиланде.

Надя сделала гримаску и промолчала.

- Ее нет, - повторил Пругов. - И, наверное, вообще больше не будет.

- Почему?

Потому, что я встретил тебя, мог сказать Пругов, но не сказал.

- Выпьешь что-нибудь? - предложил он.

- Кофе.

- Со сливками и три кусочка сахара?

Надежда подняла на него удивленные глаза.

"Какие же они синие!", - подумал Пругов.

- Почему три? Тут только два дают, - возразила Надежда.

- Это в аэрофлоте дают два кусочка в обертке, здесь можно брать сколько хочешь.

- Тогда мне один кусочек и никаких сливок. Я всегда пью черный.

Когда он вернулся с двумя чашечками кофе, Надя курила.

- Угостишь мужчину сигареткой? - пошутил он.

- У тебя и сигареты украли?

- Ага. Вместе с зажигалкой.

- Кури. - Надя подвинула в его сторону пачку. - Не жалко. А почему Пругов? Ведь ты - Костров.

- Ха! - Пругов попытался сымитировать смешок Надежды, но вышло коряво. - Извини, что не предупредил. Я же не предполагал, что ты будешь меня разыскивать.

- Мог бы предположить, - обиделась она. - Я как дура спрашиваю у портье: в каком номере проживает господин Костров? А он мне: у нас таких нет. А уже решила, что перепутала название отеля. Может, не

"Гранд Стар", а "Голд Стар"? На этом побережье и тот и другой имеются. Хорошо, догадалась взять с собой… - Надя потянулась за сумкой, стоящей у ног и поставила ее на колени, вытащила из сумки книгу. - Вот. Твоя фотография. Я - молодец, правда?

"Мой последний роман. Не тот, естественно, что у редактора.

Последний изданный, который совсем недавно появился на прилавках".

- Молодец, - с улыбкой на лице согласился Пругов. - Ты даже не представляешь себе, какая ты… молодчина!

- Так о чем ты забыл меня предупредить? - напомнила Надежда.

- Костров - мой литературный псевдоним. А по жизни и по паспорту я - Пругов.

- Вот как? А почему ты печатаешься под чужой фамилией? Почему не под своей? Разве Пругов плохо звучит?

- Костров тоже моя фамилия. Отчасти. Если не по закону, а по совести.

- Как это?

- Кострова - девичья фамилия моей мамы, - стал объяснять Пругов.

- Мама умерла в ту минуту, когда я появился на свет. Она умерла, дав жизнь мне. Я рассказывал тебе.

- Помню.

- Получается - я живу вместо нее. А значит, имею право иногда называться ее фамилией.

- Да? - Надя подняла искусно выщипанные брови вверх, потом нахмурила их и задумалась.

Пругов закурил и взял в руки свою книжку. На задней стороне обложки было его фото. Он сидел в полутьме кабинета на своем жестком рабочем кресле, руки зависли над клавиатурой ноутбука. В зубах сигарета, дым тонкой струйкой тянется вверх. Лицо какое-то злое - это от морщин, резко падающих от крыльев слегка горбатого носа на края широкого подбородка. И от напряженного взгляда в пустоту. И от мускулистых залысин. Нет совершенно ничего, что может понравиться молодой женщине. Урод, да и только! Мефистофель облезлый!

- Наверное, ты прав, Андрюша, - задумчиво произнесла Надя. - У каждого из нас две фамилии. А иногда и больше.

- Пругов тоже хорошая фамилия, - сказал он. - Мой отец - порядочный и довольно заслуженный человек. Очень известный в своей области. Он был инженером, всю жизнь проектировал заводы и фабрики.

И эта фамилия - Пругов - довольно часто встречается в технической литературе. Вот там она совершенно уместна. Отец сделал свою фамилию известной, а я делаю известной фамилию мамы…Кроме того, есть еще такое понятие, как звучность фамилии писателя. Костров. Красиво и звучно. А Пругов…, тоже звучно и тоже красиво, но мне кажется, что в этой фамилии есть какая-то… упертость.

Надя улыбнулась и, потянувшись через столик, беззастенчиво пощупала его бицепс:

- Я бы сказала - упругость.

Пругов тоже улыбнулся.

- Я знаю одного писателя. Настоящая его фамилия - Костратис.