Дмитрий Липскеров - Пространство Готлиба

– Положи на стол, позже прочту.

– Она была такая несчастная и ехала на телеге, понуря голову.

– Это тебе тоже полицейские сказали?

– Господи, если бы ты знал, как я ее люблю! Мне без нее жизнь не нужна совершенно. Что я буду делать, скажи на милость?

– Служить Родине.

– А-а, – махнул рукой Бычков. – Знаешь, вот так живешь, уверенный, что делаешь самое любимое и нужное в жизни дело, отдаешься ему целиком, а потом встретишься глазами с одной-единственной небожительницей и вдруг трезвеешь в мгновение, понимая, что все ничтожно перед любовью к своей женщине; перед ее святыми глазами все меркнет! Все становится таким необязательным вокруг!..

– А может быть, наоборот? – спросил я. – Не трезвеешь, а пьянеешь?

– А какая разница?

Я пожал плечами, думая, что, действительно, разницы нет никакой.

– Я ее найду! – с уверенностью сказал мой товарищ Бычков. – Я собственными ногами прочешу все деревни и поселки в Кусковском районе. Я сверну шею этому Эдерато!

– Может быть, это ее муж?..

От этого вопроса у него испортилось настроение. Бычков смотрел на меня не мигая и ждал продолжения.

– Может быть, это ее муж, – повторил я. – И она вернулась к нему. А ты собираешься свернуть ни за что ни про что человеку шею!

– Нет-нет! – уверенно сказал Бычков. – Он ей не муж!

– Откуда такая уверенность?

– Я проверял загсы. Нигде не зарегистрировано такое имя – Эдерато!

– Может быть, это она так его зовет – Эдерато, а на самом деле он какой-нибудь Эдуард или Эдвард?..

– Почему ты так жесток? – неожиданно спросил Бычков. – Ведь ты мой друг? По-моему, ты хочешь сделать мне больно.

На мгновение я поймал себя на том, что мне действительно хотелось увидеть в его глазах страдание. Наверное, потому, что в моей жизни тоже все было не слава Богу.

– Прости, если что не так. Но я просто пытаюсь мыслить логически. Я вовсе не хотел причинить тебе боль.

– Это ты меня прости! Я сейчас в таком состоянии, что от всех ожидаю подвоха!

Зазвенел мобильный телефон. Бычков вытащил его из кармана и слушал трубку несколько секунд, за которые его лицо совершенно изменилось – потускнело и посерело, как алюминиевая кастрюля на морозе.

– Что? – спросил я.

– Они нашли лошадь, – вздохнул Бычков. – Со вспоротым животом. Она замазала все сугробы окровавленными внутренностями.

– А хозяин лошади?

– Ее наняли в соседнем районе. Нанимала женщина. Она.

– Не отчаивайся. Ищи!

– Зачем он лошадь убил? – спросил себя Бычков. – Как будто она что-то могла рассказать…

Он ушел в свой трудный поиск, а я взял со стола конверт, ожидая, милая Анна, обнаружить в нем ваше послание. Надорвав краешек, я вытащил сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, обнаружил странный предмет – тоненькую, засушенную в форме вопросительного знака змейку. А по всему листу бумаги было написано одно имя – РАКЬЕВЯРЕ.

Я понял, что это вовсе не змейка лежит передо мною на столе. Этот засушенный вопросительный знак принадлежал когда-то Зое и служил ей хвостом… Его отрезал цирковой импресарио, финн Ракьевяре…

С любовью

Ваш Евгений Молокан

Отправлено 20-го февраля

по адресу: Москва, Старый Арбат, 4.

Евгению Молокану.

Очень и очень рада, мой дорогой Евгений, за две вещи. Конечно, первое то, что вы со счастием восприняли факт, что в скором времени станете отцом этакой востроносенькой девчонки с голубыми глазами, проказницы и грозы мальчишек со всех окрестностей. Второе – это то, что вам пришлась Лучшая Подруга, которая, как и положено, рьяно выполняет свое предназначение! Вы правильно поступили, что не насилуете руку несвойственными ей обязанностями, а предоставляете полную свободу выбора…

В начале этой недели опять ездила к Ангелине Войцеховне, и врачиха сказала, что беременность проходит нормально, хоть и с небольшим токсикозом.

– Наверное, мальчишка будет! Они всегда такие ядовитые!

– Девочка! – возразила я, уложив ладони на четко обозначившийся живот. – Совершенно не мальчик!

Ангелина Войцеховна была удивлена таким моим напором, но в ответ лишь развела руками и сказала, что на все воля природы, зависит от того, как семя завяжется и как за ним Вселенная ухаживать будет.

Я не совсем поняла ее странные словеса, но думать над ними не стала.

Напоследок врачиха попыталась было рассказать историю из своей уголовной практики, но я уже ее не слушала, а покатилась обратно восвояси.