Сергей Минаев: Время героев: рассказы, эссе

Села на кухне.

Звонок в дверь.

Он.

Ввалился.

Прижался к стене.

Сполз на пол.

В руке три обломанные гвоздики.

– Ну чо, мать? Накрывай на стол… я вишь как…. – показал гвоздики.

Ждала.

Извелась вся. Часы, минуты считала… А он??? Опять… пьян, сран и хамоват…

СУУУУУУУУУУУУУУУУУККААААААААААААААА. Сука. Тварь этакая.

Взяла сковородку с котлетами. Да и по голове раза. Да еще. Да для порядку. Вот так.

УУУУУУУУУУУУУУУУУХХХХХХХХХХФФФФФФ.

Извелась.

У него кепка набекрень да струйка крови на виске. Не дышит вроде.

Раздела.

Волоком дотащила до кровати. Закинула к стене. Разделась. Обняла.

Поцеловала в холодеющий лоб.

Поправила подушки.

Накрыла его одеялом поудобнее.

Все теплее.

Поцеловала синеющую руку.

Чему-то улыбнулась.

ВМЕСТЕ…

«Пиздатая вещь, – промелькнуло в сознании Жоры, – не наебал барыга-дилер».

Действительно, экстази оказался правильным, перло так, что хватило бы на роту солдат.

Жора Соснин танцевал уже четвертый час почти без остановки. Лица окружающих сливались в одно большое цветное пятно. Пот лил градом, ощущения притупились, казалось, он сам – сплошной бит, который затихает лишь на секунду, чтобы потом опять взорваться мегатоннами энергии.

Начинался очередной приступ дикого сушняка, и Жора направился к бару, залить водой пульсирующие остатки сознания. Одинокая нимфетка, в чем-то обтягивающем и блестящем, на секунду притянула к себе его мутный взгляд.

– Хай бейба, ну чо, отдыхаем? – привычно начал диалог Жора. – Пообчатса есть желание?

– Ну если ты настаиваешь… – подняла на него голубые глаза дефка, – давай…

Через несколько секунд Жора, полуприжав дефку к стойке, нудел ей про своих крутых родителей и побег от охраны, приставленной к нему папой, ради того чтобы хоть раз нормально тусануть в клубе, как «простые люди». Это была его обычная легенда для съема малолеток.

Еще через пять минут он начал травить о том, как он увидел ее глаза и его пробило на любовь и т. д.

Дефка, извинившись, с улыбкой проследовала в WC, пообещав скоро вернуться.

Жора, залпом допив воду, направился за ней. Войдя в туалет и увидев ее у зеркала, он навалился на нее всем телом и начал задирать ей майку. Дефка начала извиваться всем телом и пыталась расцарапать Жоре рожу, дико вопя.

Жора отстранился:

– Да ты чо, охуела??? Чо, ебнулась головой? Дефка вывернулась и начала истерично вопить:

– Идиот, ты идиот, вы все здесь идиоты!!! Вас интересует только тело. А любовь? Любовь? Ты знаешь такое слово? Ты знаешь, что такое любовь?!

Она расплакалась и выбежала из туалета.

Жора вышел на улицу.

– Вот дура-то… любовь, бля… идиотка малолетняя…

Он пошел вдоль по улице в надежде взять тачку и поехать домой. Любовь… идиотская дефка и ее слова не выходили у Жоры из головы.

– Молодой человек, подайте ради Христа… есть очень хочется. – На углу стоял дед в грязно-зеленом пальто и нелепой помятой шляпе. Он плакал и протягивал руку. – Молодой человек…

Жора обернулся и подошел к деду.

– Ну чо, старый? Все пропил? – Жора усмехнулся, вытащил купюру в сто долларов и помахал ею перед лицом деда. – Ну чо, хошь? Гы-гы-гы-ы. А вот хуй тебе! – Жора засунул другую руку в карман и кинул на землю пять рублей…

– Молодой человек, я не смогу поднять, я упаду… – снова заканючил дед. – Поднимите, пожалуйста…

– Ладно, живи, плесень… – Жора нагнулся за монетой.

В ту же секунду дед отточенным движением вогнал Жоре финку прямо в сердце.

Жора упал навзничь и только успел сказать:

– …Любовь …любовь, это… что…

– Стиляга херов! – Дед методично выгреб из карманов Жоры все деньги и пошел прочь.

Он дошел до дома, поднялся в квартиру, разделся и тщательно вымыл руки. Потом поцеловал на ночь внуков, положил им под подушку по два сникерса и вышел из комнаты. На кухне уселся на табурет, закурил папиросу.

– Любовь… любовь – это внуки, мил человек, – сказал он, глядя в окно.

Он докурил. Ловко раздавил окурок в пепельнице и пошел в свой кабинет. Сел за стол. Положил на проигрыватель старенькой «Ригонды» пластинку, откинулся в кресле и задумался.

«…Мой милый друг, часто слезы роняя…» – тихо пела «Ригонда» хриплым голосом Утесова.

– Любовь… любовь – это музыка наконец… – Дед вытащил из ящика стола старое фото в рамке. – Любовь… нет, наверное, все-таки любовь – это молодость, – резюмировал дед и подмигнул фотографии.