Виктор Левашов - Сочинить детективчик

Она знала, что есть оральный секс, есть анальный, видела в порнофильмах, но никогда не испытывала на себе. Ощущение было настолько ошеломляюще сильным, что она прикусила губу, чтобы не закричать. Она не понимала, что он с ней делает, как ему удается длить и все время усиливать немыслимое, нестерпимое наслаждение. И когда оно достигло высшей точки, за которой остается лишь умереть, словно шок от электрического разряда сотряс все ее существо. Может быть, она даже потеряла сознание. Когда пришла в себя, Егорычев лежал рядом, подперев щеку ладонью, смотрел на нее с самодовольной улыбкой.

Она испуганно, ошеломленно спросила:

— Что это было?

— Не поняла? Хочешь еще?

— Да, — сказала она. — Да, да!..

Было уже темно, когда они, обессиленные и опустошенные, оторвались друг от друга. Дождь то переставал, то снова барабанил по крыше машины. Ирина медленно ехала по Большим Каменщикам и не знала, куда едет. Знала только одно: домой ехать нельзя. То, что произошло, потрясло ее. С этим нельзя показаться на глаза мужу, нужно остыть. Она развернулась и выехала на бульварное кольцо. Оставила „мазду“ у Главпочтамта и долго ходила по Чистым прудам, сидела на мокрых скамейках, снова ходила. Хотелось курить, но зажигалки не было — осталась у Егорычева. Зажигалка была изящная, золотая, подарок Рогова. Придется врать: потеряла. Ей теперь часто придется врать.

Плащ промок, Ирина продрогла. Наконец поняла: теперь можно.

Рогов выглядел встревоженным.

— Где ты задержалась? Десятый час, тебя все нет. Что-то случилось с машиной?

— Нет. Ездила в Долгопрудный. Почему-то захотелось. Зашла в общежитие, заболталась с девчонками.

— Но позвонить-то могла? Я звонил, твой мобильник выключен. Позвонил Кате, она ничего не знает.

— Извини, не подумала…»

Леонтьев отвлекся от рукописи.

— Катя. Вот она и скажет Рогову, что с Ириной происходит что-то не то. А он наймет частного детектива.

— Как она скажет? — озадачился Акимов. — Как современное дитя может сказать отцу, что его жена погуливает?

— Тебе лучше знать, у тебя же дочь-студентка.

— Вот как. «Папахен, ты бы приглядывал за мамулей, а то рога вырастут. Будешь, как олень». Пойдет?

— Как вариант. И еще, — продолжал Леонтьев. — Мы как-то сразу приняли, что Егорычев бездарный мазила. А если нет? Если он в самом деле гениальный художник? То, что сам он так считает, это бы ладно. Но Ирина тоже может так думать. В современной живописи она ничего не понимает. Недаром же привела его к Рогову, когда тому был нужен художник по интерьерам. А для нее это важно. Как она может это узнать? А вот как: показать картинки Егорычева какому-нибудь искусствоведу. Интересная может получиться главка.

— И что он скажет?

— Уши от зайца он сможет нарисовать, а всего зайца нет.

Компьютер неожиданно пискнул, на экране монитора появилось сообщение: «Вам письмо». Леонтьев открыл почту. Прочитал короткий текст, недоуменно поморщился:

— Ничего не понимаю.

— Что там такое? — потянулся с кресла Акимов.

— Читай.

«Издательство „Парнас“ сообщает, что 25 августа с. г. в 19.00 в Овальном зале Государственной библиотеки иностранной литературы состоится пресс-конференция всемирно известного писателя, автора захватывающих остросюжетных романов Евсея Незванского. Ведущий — генеральный директор издательства „Парнас“ писатель Михаил Смоляницкий».

Акимов только головой покрутил:

— Ничего себе! Он ожил!

20 июля с. г. в 14.35 по московскому времени в зале Замоскворецкого народного суда был убит писатель Евсей Незванский. Настоящим удостоверяю, что это умышленное убийство совершил я, Эдвард Туполь, поскольку за двадцать лет с момента порождения мною этого литературного монстра истощилось терпение мое глядеть на производимые им в российской литературе непотребности.

Вот как дело было.

В октябре 1980 года в Нью-Йорке, спасая своего приятеля по эмиграции, бывшего члена Московской коллегии адвокатов Незванского от работы грузчиком в соседнем супермаркете, куда его чуть не силой загоняли жена и дочь, я поддался на его уговоры поставить его имя рядом со своим на титульном листе романа «Старая площадь» — в обмен на замечательные бутерброды, дешевую водку и бездарные советы, которые Евсей подносил мне во время работы. Мог ли я предполагать тогда, что книга, написанная мной за восемь недель на пособие по безработице, будет переведена на двадцать языков и станет международным бестселлером?