— Он такой же мой, как и ваш, — усмехнулся Авдеев. — Но как-то слишком нервно вы на него реагируете. Знакомы были всего двадцать минут, а говорите как о заклятом враге.
— Меня дико раздражает этот тип людей. Вы сказали, что он художник. Заверяю вас: никакой он не художник и художником никогда не станет. Он всего лишь считает себя таковым и пытается убедить в этом весь мир. Он никогда не умел, не умеет и не желает работать, а быть причисленным к художественной элите ох как хочется. Он попросту неудачник, этот ваш Егорычев. А я терпеть не могу неудачников. Это бесполезные люди, само существование их бессмысленно. Ничего не добившись в жизни из-за собственной лени, они ни на что не способны, кроме как жаловаться на невезение. Знаете, что я могу сказать по этому поводу? Никакого невезения не существует. Есть только лень и безволие. Такие типы, как Егорычев, завидуют людям вроде меня, но даже представить себе не могут, сколько приходится работать, чтобы в наше время удерживаться на плаву. В первые годы, когда моя фирма еще не встала на ноги, мне приходилось работать по шестнадцать часов в сутки без праздников и выходных. Да, по шестнадцать часов! И вовсе не потому, что я трудоголик. Я уже тогда знал главную формулу успеха. Она очень простая: хочешь чего-то добиться — работай. Чем больше работаешь, тем ближе успех, а вместе с ним деньги и положение. А кто не хочет работать, пусть дохнет от голода под забором, спивается или идет воровать — это его собственный выбор. Минутку! — вдруг перебил себя Рогов. — Кажется, я начинаю понимать смысл ваших вопросов. Мой пистолет украл Егорычев?
— Не могу сказать „да“, не могу сказать „нет“, — ушел Авдеев от ответа. — Определенно могу сказать только одно: он был обнаружен в квартире, которую снимал Егорычев. Большие Каменщики, дом двадцать. Не случалось в ней бывать?
— Боже сохрани! С чего? Я же сказал, что общался с Егорычевым не больше двадцати минут в офисе!
— Скажу больше, господин Рогов, — продолжал Авдеев, внимательно наблюдая за реакцией собеседника на свои слова. — Пуля из вашего пистолета послужила причиной смерти гражданина Егорычева.
Рогов окаменел. Мартынов подумал, что если это игра, то в нем погиб великий артист.
— Его… убили? — наконец выдавил он из себя.
— И снова не могу сказать ни „да“, ни „нет“. Такая уж у нас, господин Рогов, профессия. Он найден в квартире мертвым, с простреленной из вашего пистолета головой. По многим признакам, самоубийство…
— Господи боже! Он покончил с собой?! Невероятно, вот уж от кого я этого не ждал!
— Но и убийство тоже не исключено, — закончил свою мысль Авдеев. — Пока версия не подкреплена бесспорными фактами, она остается всего лишь предположением.
Авдеев закурил и принялся разыскивать среди бумаг пепельницу.
— Вы не угостите меня сигаретой? — попросил Рогов.
— Да, конечно. Но мне казалось, что вы не курите.
— Курю. Редко, дома. Трубку. Но сейчас…
— Понимаю, нервы.
Авдеев с готовностью предложил собеседнику пачку „Явы“ и зеленую пластмассовую зажигалку „Крикет“. Рогов прикурил и протянул зажигалку следователю, но тот, занятый поисками пепельницы, лишь кивнул: положите на стол. Пепельница, наконец, нашлась. Рогов курил нервными затяжками, лицо у него было тяжелым, мрачным и словно бы даже слегка растерянным.
— Такова человеческая психика, — проговорил он с кривой усмешкой. — Только что сказал, что убивать таких надо. А вот… Дрянь был человек, а все равно… Пусть бы, черт его побери, жил. Давайте продолжим. У вас есть еще вопросы? Надеюсь, вам не придет в голову подозревать меня в убийстве Егорычева?
— Я следователь. И не могу отбросить без проверки никакие предположения, даже самых фантастические.
— Но это же нелепость! Сами посудите: я его застрелил, оставил на месте преступления свой пистолет и преспокойно удалился ждать, пока меня вызовут в этот кабинет. Бред! А впрочем… Не мне вас учить. Делайте, что считаете нужным. У меня только один вопрос: я арестован?
— Ни в коем случае! — горячо запротестовал Авдеев. — У меня нет ни малейших оснований для вашего ареста. А вот подписку о невыезде возьму — это мое право. И произведу в вашем загородном доме обыск.
— Вы собираетесь сделать это сегодня?
— Прямо сейчас. А чего тянуть? Надеюсь, у вас возражений нет?
— Возражений у меня нет, это ваше право. Но у меня просьба. Я не хотел бы, чтобы при обыске присутствовала жена. Не хочу, чтобы она это видела. Вы разрешите ей позвонить?
Читать дальше