В том же духе была написана вся статья. В конце упоминалось имя Итамара, «одного из фанатичных поклонников Меламеда, который учился у него постановке голоса в Париже и, как видно, решил теперь посвятить ему фильм в стиле «Спартака» или «Десяти заповедей».
Закончив наконец это мучительное чтение, Итамар положил газету на кровать.
— Ну, что ты скажешь? — спросила Рита.
— Я ошеломлен, просто ошеломлен. Как она может такое писать? Какая-то мешанина из лжи и вплетенных там и сям обрывков правды. Какая фальсификация! Какое гнусное вранье!
— Действительно ужасно. — Рита снова погладила его по руке. — Сегодня появилось еще кое-что в колонке Александра Эмек-Таля в «Коль ха-зман». Он тоже сравнивает Меламеда с мыльным пузырем, который наконец лопнул. — Что мы предпримем? Как ответим?
— Я не думаю, что ты должен реагировать.
— А как же?…
— У тебя есть более важные дела, чем дискуссия с журналистами. Против них у тебя нет оружия.
— Я могу дать интервью, выступить по радио, защитить Меламеда!
— Кто тебе позволит? Жаль, что это больно задело тебя, но ты не виноват в политических взглядах Меламеда. Совершенно ясно, что они послужили причиной нападок.
— О его взглядах здесь нет ни строчки.
— Ты не обратил внимания на слова «милитаристские высказывания», — объяснила Рита. — Когда обнаруживаются такие взгляды, естественно, происходит то, что произошло. Жаль только, что ты выбрал в герои своего первого фильма такого человека, как Меламед.
— Я-то думал, что ты загорелась моим фильмом. Помнишь, когда мы впервые встретились в кафе, ты сказала, что это замечательная мысль — сделать о нем фильм.
— Я действительно так думала и сейчас считаю, что снять фильм о камерном певце такого класса, как Меламед, — интересная идея. Но тогда я еще не знала, что у Меламеда были такие взгляды, понимаешь? Мне абсолютно ясно: он страдал комплексом вины из-за того, что жил за границей. Поэтому он избрал патриотическую позицию по отношению к Израилю, чтобы таким образом искупить свой грех. Это можно понять и простить, однако я не уверена, что ты сам осознал всю глубину проблемы.
— Я думаю, что да … более или менее, — с некоторым сомнением ответил Итамар. И в смятении встал с места. — Я так хотел снять о нем фильм! Теперь, как видно, все пропало. По крайней мере, здесь, в Израиле. Я уже сказал тебе, что не намерен сотрудничать с Узи Бар-Нером и всей этой компанией из академии, но, может, за границей…
— Не желаю опять с тобой спорить. Я понимаю, что ты не можешь идти против своей совести, хотя, думаю, совесть твоя тут ни при чем. Не знаю, чем мировоззрение Узи Бар-Нера мешает твоей совести, ведь это — понятие общечеловеческое, так или иначе навязанное нам обществом и внедренное глубоко в каждого из нас. Но оставим эту тему. Хорошо, не делай с Узи фильм о Меламеде, но ты должен продвинуться в другом.
— А может, мне все-таки удастся снять здесь мою картину? — вернулся Итамар к больному для него вопросу. — Кто сказал, что это невозможно без академии? Есть ведь и другие варианты…
— Я умоляю тебя, оставь… Существуют записи Меламеда — это самое главное. Завтра в эту газету будут заворачивать рыбу на рынке. Забудь! Сегодня ты слишком взволнован, чтобы понять: все чепуха по сравнению с тем, что Меламед создал.
Итамар опустился на кровать рядом с Ритой и снова взял в руки газету:
— Посмотри на его лицо. Оно неопровержимо доказывает, что все, написанное здесь, — ложь. Но кто это поймет? А те, до кого фальшивка дойдет в пересказе знакомых? Они даже не увидят эту фотографию. Я совершенно разбит и не нахожу в себе сил что-либо предпринять. Но действовать все же надо.
— Итамар, — на сей раз Рита заговорила твердым голосом, — у тебя сейчас не все в порядке с психикой. Ты знаешь об этом? У тебя наметилась тенденция к саморазрушению, связанная с фиксацией наличности Мела-меда. Тебе необходимо сойти с этого гибельного пути. Забудь о Меламеде — сделай фильм о Моцарте! Я поговорю об этом с Каманским, хотя он и так уже купил эту идею. Знаешь что? Подожди до тех пор, пока имя твое прославится, и тогда ты снимешь картину о Меламеде, если еще не раздумаешь. Поверь, она тогда произведет гораздо больший эффект. Если тебе действительно дорог Меламед и так важно увековечить его память, ты обязан подождать!
. — Но кто знает, буду ли я жив к тому времени и сохраню ли через десять или двадцать лет приверженность идее фильма, который сегодня захватил меня целиком? Дело вовсе не в увековечивании памяти Меламеда, а в моем самовыражении. С другой стороны, возможно, ты права и стоит сейчас подождать…
Читать дальше