Франц Холер - Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения [Сборник]

Затем все продолжалось как во сне.

Я заперся в туалете, вырвал все страницы из еженедельника, порвал их на мелкие кусочки, выбросил в унитаз и спустил воду. С обложкой я не мог проделать то же самое из страха засорить трубу. Затем я вышел из дому, сел в трамвай, доехал до вокзала, вышел и выбросил обложку, которую завернул в бумажный пакет, в уличную урну и отправился оттуда в бюро кантональной полиции.

Там я заявил для протокола, что я, к сожалению, ежедневник за год 1987 не нашел, но я полагаю, что вечер 16-го июня я провел дома и занимался подготовкой рассылки адресов о рождении моей дочери, которая за три дня до этого появилась на свет. Так как моя жена еще находилась в больнице, никаких свидетелей я назвать не могу.

«Подтверждаете ли Вы, — спросил меня Грендельмайер, и тут выражение его лица стало строго официальным, — что Вы полчаса назад обложку этого еженедельника выбросили в урну возле вокзала?»

Я недооценил серьезности моего положения, за мной следили!

Да, ответил я, это так, и дело в том, что у меня были на это личные причины, которые никакого отношения к этому убийству не имеют.

И теперь только не говори мне, что я должен был сделать и чего не должен был, я это знаю сам, полагаю, я столько всего сделал не так, как надо, насколько можно было все это сделать не так, а скажи мне, что же мне теперь делать? Стоит ли мне просить Сесиль подтвердить нашу тогдашнюю любовную ночь? И можно ли будет это считать моим алиби, поскольку никто третий нас при этом не видел? Если же это не годится, то я бы не хотел ни в коем случае будить спящих собак. И что подозрительного в этой истории с этим номерком? Нужно ли мне вообще алиби, если у меня с убитым вообще не было никаких личных отношений? Тогда они могут потребовать с тем же успехом алиби от всех тех, кто вместе с этим Кавьецелем присутствовал на том синодальном собрании.

Самое глупое здесь конечно этот ежедневник, к счастью они уже не узнают, что я там хотел стереть, но я потом старался объяснить следовательнице, которая вынесла решение взять меня под стражу из-за опасности тайного сговора, что я уничтожил ежедневник единственно из личных обстоятельств. Если мне в этом поверят без того, чтобы я изложил детали, то, хотя с меня и снимут обвинения в убийстве, но тут я останусь с моей виной перед Соней с грудой черепков, ибо она захочет знать, что это были за личные обстоятельства. И дети, как я буду им в глаза смотреть? И членам общины? И моим конфирмантам? И как долго это будет длиться, пока полиция даст официальное сообщение, что кто-то находится под следствием, или под судом, как все это происходит? Сколько может продолжаться этот мой летний грипп? Сколько бы все это не тянулось, в конце концов, все выйдет на свет: Были основания задержать меня в связи с убийством, и этого достаточно, чтобы подорвать мою репутацию, и прежде всего, как пастора, semper aliquid haeret [12] Audacter calumniare, semper aliquid haeret (лат.). Клевещи смело, всегда что-нибудь останется. , мы же учились латыни у старого Рамбасса, ты еще помнишь? И это письмо, которое никого не касается, кроме нас с тобой, могу ли я его тебе послать, не опасаясь, что кто-то еще его прочтет? Или мне надо ждать нашего разговора? Но не будет ли и при нашем разговоре присутствовать какой-нибудь чиновник? Сплошные вопросы, я настолько в этих делах наивен.

Я бы лучше стал молиться Богу, но я никогда ни видел в Боге моего близкого знакомого, который бы вникал в мою судьбу, а лишь высокую этическую инстанцию, по которой мы должны мерить наши поступки, и перед этой инстанцией я нахожусь сейчас не в самом лучшем виде.

Я был бы тебе очень благодарен, дорогой Хайнер, если бы ты в пятницу пришел ко мне как можно скорее, воистину!

P.S. Если выяснится, что письмо может быть прочитано, я его не буду отправлять, а попрошу Соню переслать его тебе.

P.S. 2 Забудь о P.S. 1, так как в этом случае письмо все равно до тебя не дойдет — я думаю, что на этом мне следует закончить.

Недавно меня пригласили на шестидесятилетний юбилей одного моего приятеля, и там я встретил старых знакомых, которых не видел уже очень давно. Так случилось, что я оказался в углу за кофейным столом с юристом, дамой-режиссером и фотографом, мы были все почти одного возраста, и разговор зашел об изменениях условий работы в наших профессиях и о меняющимся времени вообще. Когда юрист сказал, что одним из плюсов нынешнего, заметного всюду сокращения числа чиновников является определенное отступление бюрократии в общем и целом, дама-режиссер возразила ему, что ей, напротив, приходится сегодня над каждым проектом начинать работу с нуля и что она все чаще убеждается в том, что одна инстанция дает что-то только тогда, когда и другая инстанция дает что-то, и что ей приходится свои экспозе и заявки рассылать по все большему числу адресов, и поиск средств, таким образом, проглатывает гораздо больше времени, чем сама работа, так что по ее личному мнению бюрократия только наступает, а не отступает. Пока я размышлял, где и когда я в последний раз имел несчастье попасть в бюрократические сети, фотограф сказал с улыбкой, что если у нас есть охота какое-то время его послушать, он мог бы нам рассказать по этому поводу одну историю, которая случилась с ним. Естественно, у нас была охота, мы налили ему еще кофе, расположились удобнее, и он поведал нам следующее, что любезно позволил рассказать и вам.