Герберт Розендорфер - Латунное сердечко или У правды короткие ноги

– Но ведь они рано или поздно убедятся – сказал Кессель – что там одни газетные статьи.

– Это ничего не значит. – возразил герр фон Примус – Да пусть они хоть сто раз убедятся, что покупают никому не нужный хлам. Они все равно будут вынуждены его покупать! Даже когда наконец поймут, в чем дело. Именно после того, как они увидят, что вы нарочно их надуваете, им тем более придется скупать весь ваш мусор. А вдруг туда – по недосмотру! – попадет секретный документ? Да они себе в жизни этого не простят.

– Да. но если они будут знать, – начал Кессель – что там нет секретных документов.

– Если они будут знать, это другое дело, – рассмеялся герр фон Примус – Но я бы посоветовал вам даже немного подыграть им. Тогда они решат, что вы изобрели какой-то новый трюк или ход, и будут покупать еще пуще. Нет. такой яркий, я бы. даже сказал универсальный символ деятельности секретных служб просто нельзя не поддержать. Вас обязывает к этому ирония мирового духа. А вам к тому же и платить за это не надо, наоборот: платят вам. Но самое смешное – и герр фон Примус придвинулся ближе к Кесселю – вы же понимаете, там тоже не дураки сидят. На это надеяться не стоит. Так вот: самое смешное, что в один прекрасный день они решат отплатить вам тем же. И начнут сбывать такой же хлам вам. И вам тоже придется его покупать – Герр фон Примус сложил ручки перед губами и устремил глаза к потолку: – И когда все эти тонны никому не нужной бумаги, размолотые в бумагорезках. а потом подобранные, склеенные, прочитанные и вновь размолотые, в четвертый, пятый, десятый раз проделают свой путь с Востока на Запад и с Запада на Восток, и все секретные службы одна за другой сообразят, что это – самый лучший способ обмена информацией, и тоже включатся в этот круговорот макулатуры – вы только представьте себе, господин Крегель, какая прекрасная получается картина, прямо-таки совершенная в своей бессмысленности! – и этот круговорот охватит всех, буквально всех, так что последним человеком, совершающим последнее действие перед концом света, будет шпион, перетаскивающий мешок мусора через очередную границу – нет. даже лучше: когда на земле исчезнет последний человек, все эти массы бумаги благодаря вам по старой привычке еще очень долго будут перемещаться то туда, то сюда, подобно приливу и отливу, и лишь много тысяч лет спустя это движение начнет постепенно замедляться, пока последняя бумажка не замрет под остывающим солнцем на окаменевшей земле – о, господин Крегель, я вас умоляю: не бросайте это дело!

Кессель рассмеялся:

– Вы же знаете, что у меня со всеми моими сотрудниками вместе взятыми для этого просто не хватит сил.

– Ну так подключите к этому делу Пуллах.

– О чем вы говорите! Они тут же схватятся за голову и велят нам немедленно прекратить.

– Не может быть, чтобы в Пуллахе не нашлось ни единого человека, которого бы это заинтересовало.

– К сожалению, может, дорогой герр Примус: таких людей там нет.

– Неужели это никого не интересует? – поразился фон Примус.

– Никого, – со вздохом подтвердил Альбин Кессель.

Как отмечать день рождения Крегеля (и Егермейстера), вначале было неясно. Мысль устроить что-то вроде праздника или вечеринки пришла Кесселю в голову во вторник, когда Эгон принес очередные три тысячи триста марок «мешочных», как называл их Кессель, и получил свои законные триста тридцать. Таким образом, с начала сентября Эгон располагал весьма неплохим источником дохода. Что он делал с этими деньгами, выяснить так и не удалось. Впрочем, он остался верен своему образу жизни. Правда, пах он теперь значительно лучше, вероятно, время от времени он все-таки мылся, хотя и не потому, что разбогател, а потому что боялся новой принудительной бани со стороны Бруно. Предложение Кесселя открыть ему счет Эгон отверг со страхом и чуть ли не со слезами на глазах.

Ясно было только одно: праздник должен быть необычным. «Надо придумать что-нибудь… – начал Кессель, – что-нибудь запоминающееся» О том, что он и так не забудет этот вечер до конца своих дней, он тогда, конечно, еще не догадывался. «Что-нибудь такое, о чем потом будет приятно вспомнить, – сказал Кессель – В конце концов, это первый день рождения Крегеля. Я жду ваших предложений».

Они сидели в Гостиной позади магазина. Герр фон Примус тоже сидел с ними, хотя он, как простой информатор и лицо постороннее, вообще-то не имел права входить в отделение. В первое время Кессель встречался с Примусом в городе, однако с началом «бумажной войны» (как они стали называть продажу макулатуры «Зеленому»), в которую пришлось вовлечь и фон Примуса, Кессель вызвал его в отделение, хотя особой необходимости в этом и не было. Когда фон Примус впервые переступил порог «Букета» (конспирации ради его провели через черный ход, со стороны дачного кооператива «Гарцталь»), Кессель решил, что проще будет и дальше принимать его здесь. «Сообщать наверх об этом мы, конечно, не будем», – сказал Кессель. Герр фон Примус был не против, мало того, даже доволен, обнаружив, что Эжени умеет варить настоящий кофе по-турецки: «о, турска кава!» – вспомнил старик свои юные годы в Баньялуке, где его отец служил статским асессором императорско-королевской военной администрации.